Пролог. За сорок восемь лет до описываемых событий
Осенью засыпает, Весной просыпается?
Двое пожилых людей расположились у старой чадящей печки, стараясь согреть посиневшие от холода руки и постанывая от медленно восстанавливающегося кровообращения.
Один из них напоминал деда Мороза, благодаря длинной густой бороде и низкому добродушному голосу. Только не нарядного сказочного персонажа, в красивой синей шубе и шапке, а сбежавшего из плена кровожадных, недовольных подарками детей. В очередной раз перевернув руки над печкой, он удивленно воскликнул:
— Повезло найти избу, никогда не слышал, чтобы в этих местах кто-нибудь жил.
— Будто ты много про них знаешь! — рассмеялся второй, — Может туристы построили или лесники. Помню, как в детстве ходил с отцом в этих местах, вроде должно быть еще несколько подобных домов, но вот как их найти? Здорово мы тогда тут гуляли… Уральские горы, Таганай, Ицыл… Эх, помню еще! Песни у костра, ночевки в палатках, жаль, больше такого не будет.
— Это еще до? — Спросил похожий на деда Мороза старик, который давно забыл свое настоящее имя и привык откликаться на прозвище Дру.
— Да, буквально за пару дней, мне тогда только-только исполнилось семь, — этот дед скорее походил на буддийского монаха, разве что одетого в самые разнообразные тряпки, которые скорее подошли бы бомжу в глубокой провинции. Правда, пусть этот «монах» и сменил наряд, но вот длинный и даже на вид крепкий шест он от себя не убирал. Его звали Муха, но не в честь надоедливого насекомого. Это было сокращение от настоящего имени, произносить которое полностью в умирающем мире никто не хотел.
— Ха-ха, помню, как мы встретились на второй год, еще удивился, как ты еще самостоятельно передвигается, настолько был истощен.
Судя по всему, они давно уже были в пути, и их одежда порядком поизносилась, что не слишком то и помешало, если бы не конец ноября и выпавший за ночь снег. Никто больше не следил за модой и трендами, людей беспокоила более насущная задача — выжить.
— Давай на неделю запрем тебя одного в подвале, где из запасов только протекающая крыша с вонючей водой и верткие крысы, что выходят на охоту по ночам и тогда посмотрим, кто больше будет похож на человека. Далеко еще до цели?
— По карте, около двенадцати километров, но вот на самом деле… Тропинки редко идут прямо. Да ты не обижайся, я же все понимаю! Эх, вот доберемся — заживем! Может даже баню затопить получится…
— Главное, чтобы там все было так, как ты рассказываешь.
В небольшой избушке вновь повисла тишина, которую прерывали лишь завывания ветра и скрип веток снаружи.
— Как думаешь, сколько нам осталось?
— Так я же говорил…
— Нет, — нервно дернул головой Дру, отчего его борода попала по печи, — Я про нас. У меня уже 70-ый уровень, причем последние двадцать пять были красными. Характеристики стали ниже, чем в самом начале, если бы не пассивки…
— Ха-ха, ты говоришь так, будто я уже умирал. Никто не вечен, старый друг, а нам посчастливилось пережить эпоху перемен.
— Думаешь мы найдем того, кто сможет…
— Должны. Сам понимаешь, кроме нас с этим никто не справится.
Тишина. Не та, когда звуков нет вообще, а живая, пугающая, неопределенная…
И тут неожиданно снаружи раздался жуткий рык, будто прямо за небольшой покосившейся дверью собирался стартовать какой-нибудь боинг. На миг застывшие, от неожиданности, старики, тут же вскочили на ноги и приготовились к бою. Муха моментально оказался впереди, а его шест сделал круг, создавая перед монахом мерцающий щит, способный заблокировать любой первый удар, а Дру вскинул руки вверх, призывая на свою защиту силы природы.
За дверью послышались шаги. Земля сотрясалась от них, изба начала заваливаться и сориентировавшись первым Муха тут же приказал:
— Наружу, быстро!
Они успели в последний момент — крыша уже падала наземь, когда Дру оказался на морозе. Еще не успела осесть пыль от обрушившегося здания, когда из-за туч показалась полная луна, освещая всю округу своим холодным, безжизненным светом. Только тут ему открылось, кто пришел по их души и сердце замерло, пропуская очередной удар, ведь в этот момент старый друид понял, что им уже не уйти.
— Это Скверна! Зверь не подчинится моему приказу!
Тот, кто стоял перед ними когда-то был медведем, если только можно представить себе, что медведь будет около девяти метров в высоту, причем стоя на четырех, а не на двух лапах. И все бы ничего, ни одно животное не тронет друида, если конечно тот не нападет первым, но с этим зверем все явно было не нормально. Почти половина головы чудовища сгнила, обнажая череп со светящейся красным цветом глазницей, на теле проглядывали многочисленные раны, из которых, однако, не текла кровь, а с кончиков когтей стекала зеленоватая слизь.
— Какой уровень? — совершенно спокойно, словно и не существовало никакой угрозы, спросил монах, удерживая шест перед собой.
— Шестьдесят девятый и еще зеленый, — сглотнув ответил Дру. — Без шансов, это порождение тьмы нам не одолеть.
— Убежим? Нет, не убежим, — сам спросил и сам ответил Муха, — Я задержу его, постарайся спрятать послание, да так чтобы его смогли отыскать! Надеюсь, за пятьдесят лет кто-нибудь доберется до этих мест, и потомки спасут мир, что мы почти уничтожили.
Больше он не говорил ничего, начав читать мантру последнего слова, что концентрировала все силы монаха для последней битвы. По мере прочтения, Муха менялся на глазах, наливались мускулами руки, распрямилась спина и плечи, появился блеск в глазах. Будто и не было всех этих прожитых лет, будто вновь он был полон сил, готовый выйти один против толпы, выйти и победить.
Дру не стал ждать, понимая, что друг уже похоронил себя. Слишком сильную мантру он произносит, слишком много придется отдать. После окончания Муха окажется парализован на несколько дней, как минимум. Значит нужно сделать так, чтобы это было не зря!
Он обежал разрушенную избушку, что еще недавно делилась с ними теплом, а потом подошел к большой, старой сосне и обняв ее, стал формировать плетение отложенного послания. Друид раз за разом проговаривал условия для срабатывания, ведь доставить посылку до адресата было необходимо, пусть даже он и не знал, кем станет тот несчастный, которому придется взвалить на себя ответственность за всех оставшихся на земле людей.
