Пролог— Уберите руку с моего зада!
— Я могу купить любой зад в этом городе и Ваш не исключение.
— Я Вас поздравляю. Но мой зад не продается, и, думаю, танец пора заканчивать, — дергаюсь, но сильные руки олигарха плотно прижимают меня к крепкому, почти каменному телу. — К тому же у Вас холодные ладони.
— Специально для Вас я могу растереть их, и они согреются, — усмехается олигарх и начинает активно елозить по моей пятой точке ладонями, от чего я охаю.
Хозяин вечера не оставляет выбора. Он решил, что мы будем танцевать, и мы танцуем.
— Прекратите сейчас же! Это неприлично!
Мое платье задирается. Остальные гости с интересом оглядываются на нас.
— О приличиях надо было думать до того, как обманом пробрались в мой дом.
Чувствую его запах так ярко и так сильно, что от ощущений на время сносит крышу. Удивительно, как человек может раздражать и привлекать одновременно. Полянский, несмотря ни на что, относится к типу людей, обладающих животным магнетизмом. Это люди, рядом с которыми неосознанно хочется находиться как можно дольше.
— Так говорите, будто я через окно залезла.
Он слега отодвигается и заглядывает мне в лицо.
— Вы худшая эскортница из всех, кого я знаю. Вы должны быть ласковой и податливой.
— Ничего я Вам не должна. Опять Вы за старое? — закатываю глаза. — Я сотню раз Вам говорила, что я не проститутка.
— Сколько Виктор платит Вам?
Я встаю на носочки и шепчу непристойно огромную сумму ему на ухо, пусть подавится. Конечно, никакая я не проститутка, но раз ему нужна сумма, так пусть она будет неподъёмной. Он снова усмехается. Гораздо выше мня ростом, спортивного телосложения, широкоплечий, он будто сковывает в тиски, не давая возможности повернуться. Ощущаю себя маленькой, беспомощной птичкой, пойманной в сети. Миллиардер мог бы узнать всю необходимую информацию обо мне за секунды, применить силу или попросту нажать на нужные болевые точки, но для него это азарт — игра, которой он забавляется от скуки.
— Когда окончен танец решаю только я, — Полянский смотрит на меня высокомерно, чуть склонив голову на бок.
Правая рука крепко сжимает ягодицу, а левая медленно и плавно сдавливает мои пальцы. Больно, но я не подаю виду. Он обладает какой-то непостижимой, завораживающей властью вкупе со способностью всегда и во всём становиться командиром. Не мудрено, что женщины сами падают к его ногам, укладываясь в ровненькие, легкодоступные штабеля. Вырваться я не пытаюсь, его дорогостоящие туфли придавили к полу мой блестящий, длинный подол, и если я начну отодвигаться, то попросту порву платье. А мне нравится мое платье.
— Я могу сделать с Вами все, что захочу, — за этой фразой следует долгая многозначительная пауза. — Подвесить ногами к люстре…
Неосознанно смотрю на потолок, где сверкает огромная трехъярусная люстра от «Версаче». Во рту пересыхает. Представляю себя вниз головой, дрыгающую ногами, с подолом юбки, закрывающей лицо. Все гости смотрят на мой зад в шелковых трусиках, смеются и хлопают. Вряд ли кто-то посмеет возразить хозяину. Становится не по себе. Я уверена, если ему взбредет в голову, он это сделает. И ничего ему за это не будет. Наглый бизнесмен — олигарх, один из тех, кто обладает огромным состоянием и считает себя королём жизни.
— Могу отправить домой голышом по трассе, — его глаза азартно блестят, он даже сладко облизывает губы, будто лев в предвкушении добычи.
— У Вас извращенные фантазии. Не пробовали обратиться с этим к врачу? Говорят, сейчас и не такое лечат.
— Признавайтесь, Вера Образцова, что Вам нужно? Иначе, — еще одна жутковатая пауза, — я познакомлю Вас с моими доберманами.
Собак я не люблю, особенно больших, а его голос спокоен и хладнокровен — это начинает напрягать. Чертов богач так близко, что я почти пропиталась его мужским запахом: настоящим и опасным. Мне не нравится этот грубиян, его цепкие наглые руки и жестокий тон, но по какой-то необъяснимой причине он завораживает и будит во мне новые чувства, я забываю о нормах и гранях приличия. Отчаянно борюсь с собой, стараясь вернуть ситуацию под контроль.
— Я пришла сюда с господином Ольшевским и никак не могу понять, что Вы ко мне прицепились?
Миллиардер грубо разворачивает меня, слегка отодвигает, продолжая нелепый танец, больше напоминающий борьбу. Мои глаза сверкают словно молнии, его — блестят жестоким, бескомпромиссным блеском. Наши взгляды встречаются, и я вздрагиваю. Чувствую наглые руки, даже через ткань платья. Возможно, мне это только кажется, но по всему телу проходит необъяснимая волна, какая обычно бывает у человека от нехватки кислорода во время первого, долгожданного вздоха. Ощущаю животное влечение, меня притягивает к этому мужчине лёгкими, едва заметными толчками. Увы, тело реагирует на грубое прикосновение, почти что нападение, постороннего мужчины раньше, чем включается разум. Я хватаю воздух ртом. Во мне пробуждается желание! Я хочу его! Циничного, самодовольного говнюка с огромным счетом в банке. Но ему об этом знать не обязательно.
— Виктор работает на меня, — хозяин вечера прерывает обмен взглядами между нами. — Но я не слепой. Вы виляли задницей передо мной, затем переключились на рыбешку помельче.
— Господи, какое самомнение, — высвобождаю руку и, дергая ткань, вытаскиваю подол из-под подошв его шикарных туфель. — Мы с Виктором отлично проводим время. Не Вам, Руслан Владимирович, решать кто, с кем и куда ходит.
Наконец-то он отпускает. Делаю спасительный шаг назад. Он смотрит прямо на меня. Все еще слишком близко. Дыхание перехватывает, и в животе зарождается непростительный, предательский трепет. Шизоидную химию между нами можно пощупать руками, она трещит и искрится. Думаю, Полянский это тоже чувствует, поэтому и смотрит с прищуром, не сулящим для меня ничего хорошего.
— Я выведу Вас на чистую воду! — зло шипит он.
Беру себя в руки. Ласково ему улыбаюсь, показывая, что зла на него не держу, но Полянский продолжает смотреть выжидающе, я бы даже сказала безжалостно. Ищет подвох в моих действиях.
Мы оба отшатываемся, когда становится слышен голос Виктора.
— Спасибо, что присмотрел за моей спутницей, — широко раскинув руки, возвращается друг Полянского.
Его добродушный голос, так сильно отличается от ядовитого хрипа, услышанного мной только что. Полянский тут же отходит, засовывая руки в карманы шикарных брюк. Ткань настолько дорогая, что переливается на свету мерцающих ламп.
А я отворачиваюсь и шумно дышу, пытаясь успокоить прыгающее в груди сердце. Кроме необъяснимого логикой страстного влечения, которое Полянский внушает мне, присутствие его возбуждает не менее сильной степени другое чувство — страх. Струнный квартет начинает новую партию, классическое вступление на мгновение оглушает, и я смотрю на мерцающий огонь канделябров на столах. Гости в шикарных нарядах приступают к десерту, Виктор шепчет мне комплементы, а я сжимаю зубы от отчаянья.