Книга Поцелуй сумрака - Сара Гудман

Июнь, 1907 год

В пассажирском вагоне было тесно, как в новеньком сапоге, и жарко, как в шестом круге Ада.

В качестве прощального подарка приют вручил нам по комплекту одежды, но поскольку я старше, мне также досталась красивая шляпка: широкополая, украшенная искусственными цветами – все в соответствии с последними тенденциями в моде. Я сняла ее и обмахнула вспотевшее лицо. Вряд ли там, куда мы направлялись, нужно выглядеть стильно.

Сквозь открытые окна в поезд ворвался влажный ветер. Я не осознавала, что вполуха прислушивалась к царапанью перьевой ручки по бумаге, пока звук внезапно не оборвался. Лайла оторвалась от своего занятия и взглянула на меня с капелькой чернил на кончике вздернутого носа.

– Мне только что пришла в голову замечательная идея для истории! Нужна еще бумага. – Она показала ручкой на небольшой сундук у моих сапог.

– Что, опять? – Вздохнув, я убрала ноги, чтобы она в десятый раз откинула крышку. Лайла принялась искать чистую бумагу, и страницы с шелестом соскользнули с ее колен.

– Нужно немедленно все записать, пока я не забыла! – объяснила моя младшая сестра со всей серьезностью, свойственной одиннадцатилетним девочкам.

– Только осторожно, не переверни книги отца. И сотри чернила с носа.

Вытерев лицо рукавом, Лайла отодвинула в сторону потрепанные экземпляры «Лечение в общей практике» Бекмана и «О профилактике туберкулеза» и достала сложенный лист цвета слоновой кости.

– Можно взять это?

Между ее пальцев было зажато мое письмо о принятии в Университет Святого Лаврентия. Я с трудом сглотнула и забрала его.

– Поищи что-нибудь другое, ладно?

Она продолжила копаться в сундуке, а я взглянула на величавый фирменный бланк, вспоминая свое ликование при первом прочтении. Казалось, будто сам ангельский хор пропел первую строку: «Мы с удовольствием принимаем ваше заявление о поступлении…», за коей следовало описание стипендии, полученной за академические заслуги.

Я столько ночей училась до седьмого пота, горящих глаз и погасшей свечи; столько мечтала о том, как мы вернем себе место в обществе, – и все напрасно.

Разгладив страницы, я осторожно вложила письмо в выцветший сборник сказок, который родители читали мне перед сном. Умостившись на кровати между ними, я обводила слова, которые они зачитывали, и делала вид, будто мои крошечные пальцы оживляли мудрых дев и храбрых принцев. Ныне же те деньки казались далекими и ненастоящими, как волшебные сказки, которыми они полнились.

Я повернулась к Лайле – та снова что-то быстро строчила.

– О чем твоя новая история?

Сестра постучала ручкой по чистой бумаге на коленях.

– О девочке, которая отправляется в путешествие по неведомому морю. В конце концов ее прибивает к берегу, где все зачарованно… даже небо. А облака – из сахарной ваты.

Я обвела взглядом переполненный грязный вагон, подпрыгивающий на рельсах.

– Почему ты никогда не пишешь о том, что может произойти в реальности?

Лайла подняла на меня полные жизни карие глаза.

– Как же, наверное, скучно в твоей голове, Верити. У тебя совсем нет воображения.

– От богатого воображения одни неприятности, – парировала я.

В голову невольно закрались воспоминания о папе, каким он был раньше. До того, как граница между реальным и вымышленным размылась в его разуме, и из каждого закутка выползли кошмары, которые видел только он.

Я перевязала ленту на кончике светло-рыжей косы Лайлы. Когда папино безумие усугубилось, забота о том, чтобы мы не остались голодными и голыми, легла на мои плечи, и у меня совершенно не было времени предаваться фантазиям.

– Не грызи ногти! Одному Богу известно, сколько микробов в этом поезде. Настоящая чашка Петри на колесиках.

Лайла вздохнула.

– Ты самая строгая сестра в мире.

– Скорее всего, – согласилась я, прислоняя голову к окну. – Но кто-то же должен позаботиться о нашем выживании.

За мутным стеклом до самого горизонта простирались опаленные солнцем луга. Вдали от высоких домов небо будто находилось слишком близко, как гигантская крышка, заключившая под собой всю духоту жаркого дня и нас в придачу. Капельки пота стекали по вискам и вызывали жжение, попадая в уголки глаз. Детские крики и непрерывный грохот колес поезда действовали на нервы.

Убрав влажную прядь со щеки, я поискала взглядом мисс Пимслер. Представительница Детского благотворительного общества сидела в начале вагона и – вот те на – вязала шерстяной шарф.

Я встала и пошла бочком по проходу в ее сторону; моя юбка легонько колыхалась, щекоча голени. Поезд покачнулся на повороте, и, ударившись бедром о сиденье, я непроизвольно ахнула.

Мисс Пимслер подняла голову; ее круглое лицо сияло то ли от искренней доброжелательности, то ли от пота. Губы растянулись в самодовольной улыбочке человека, который творит добро и не против, если вы обратите на это внимание.

– Тебе что-нибудь нужно, Верити?

Вообще-то да. Но вряд ли она даст мне два билета обратно в Нью-Йорк.

– Не подскажете, сколько нам еще ехать?

Мисс Пимслер выудила из-под блузки подвеску с эмалевыми часами.

– Мы прибудем в Уилер всего через пару минут. – Она с щелчком захлопнула часы. – Ты знала, что много лет назад твои родители жили в этой части Арканзаса? Поэтому я и посадила вас с Лайлой на этот поезд.