Часть I 1981—1985 гг.
Глава 1
Холодный ветер швырял в лицо мокрый снег. Продрогшие до костей могильщики торопливо орудовали лопатами – забрасывали землей грубо сколоченный гроб.
Марина замерзла, но не холод сотрясал ее хрупкое девичье тело – ее колотила изнутри нервная дрожь. Хоронили ее мать... Нет больше мамы, нет больше самого дорогого на свете человека. И как теперь жить дальше?
– Марина, нам уже пора, пошли!
Тетя Лида взяла ее за руку. Но девушка вырвалась. Она не хотела уходить. Еще оставалась глупая надежда, что мама жива – уснула летаргическим сном, бывает же такое. Сейчас вот проснется, станет стучать в крышку гроба, а могильщики сделают вид, что не услышали. А она точно услышит и заставит их раскопать маму...
– Марина, нельзя так, простынешь ведь, – пыталась вразумить ее тетя.
Но бесполезно. Марина ждала до тех пор, пока над свежим холмиком не возвысился деревянный крест. Только тогда повернулась к могиле спиной...
Старый разболтанный автобус уже уехал – увез провожающих и вместе с ними тетю Лиду. Зато остался ее муж – дядя Слава. Он ждал Марину в своей машине.
Дядя Слава был под стать своему «Москвичу». Худой, угловатый. Лицо узкое, но вытянуто вперед. Узкие губы, выступающие вперед зубы – ни дать ни взять бампер с клыками. Голова такая же лысая, как резина на старых колесах. Ворчливый, скрипучий...
– Да не убивайся ты так, – вздохнул дядя Слава. – Все там будем... А то, что одна осталась, так за это переживать не надо. Мы тебя, девочка, к себе возьмем...
Марина молча смотрела на уходящую под колеса дорогу. «Дворники» отмахивались от бьющихся в стекло сжиженных снежинок. Там, за окном, – холодно, ветрено и мокро. Там, за окном, – промозглый мир, где осталось кладбище с материнской могилой. Мир, где остался отец – вор-рецидивист, ныне отбывающий очередной срок... А в машине тепло. Это совсем другой мир. Дядя Слава хоть и неказистый с виду, но видно, что человек в общем-то положительный. Пьет вроде бы в меру, совсем не курит, матом не ругается. И тетя Лида не пьющая. Тоже не курит и не матерится. Оба зарабатывают на жизнь честным трудом. А вот детей у них нет. И никогда не было.
А мама пила. И дымила как паровоз. Но не ругалась, не скандалила. Собутыльников в дом не водила. И Марину любила. В свое время бездетная тетя Лида пыталась забрать у сестры дочь, но та ни в какую. Не отдам, и все! Да Марина бы и не бросила мать. Пусть она и пьяница, но ведь мать...
Но нет больше мамы. А Марине всего пятнадцать... «Всего» – это для тети Лиды. Сама-то она знает, что уже может позаботиться о себе. Не пропадет она в этой жизни. Но раз тетя Лида решила ее забрать к себе, почему бы не подыграть ей. Пусть она остается в ее глазах маленькой беззащитной девочкой, которую нужно опекать и оберегать от жизненных невзгод. Тем более что Марина благодарна тетке – та и похороны организовала, и поминки.
Машина остановилась возле маленькой покосившейся избенки. Просевшая крыша, развалившееся крыльцо, поросший травой двор. Здесь и жила Марина вместе с мамой. Жила. Все уже в прошедшем времени.
Людей на поминках было чуть-чуть. В основном забулдыги. Тетя Лида не очень-то старалась скрыть свое пренебрежение к ним. Накормила, налила каждому три раза по сто и выставила за дверь.
Битую посуду оставили в доме. Все, что было более или менее ценным, загрузили в машину. Не пропадать же добру – рассудила тетка. Марине было все равно. Пусть хоть весь дом на буксир берут да к себе везут.
Утром дядя Слава запряг свою «телегу», и Марина отправилась в путь. К обеду была на месте.
Тетя Лида и дядя Слава уверяли, что живут в Москве. В собственной благоустроенной квартире. Но, как выяснилось, жили они на окраине небольшого подмосковного города, километрах в тридцати от столицы. Трехэтажный дом старой постройки с позеленевшей от времени крышей. Захламленный двор с огромными лужами и пеньками вместо деревьев. В подъезде воняло мочой. Благоустроенная квартира представляла собой двухкомнатное жилище с узкой – не развернешься – прихожей и тесной кухонькой. Дешевенькие, но свежие обои на стенах, старенькая, но хорошо сохранившаяся мебель, черно-белый телевизор на ножках. Санузел – крохотная каморка, куда еле вмещался унитаз. Это же и душевая.
Тетя Лида провела Марину в небольшую, с маленьким окном комнатенку. Кушетка, шкаф, книжная полка, трельяж, на полу – старый затертый коврик.
– Твоя комната! – произнесла она с видом, будто вселяла племянницу в царские палаты.
– Мне нравится, – скупо улыбнулась Марина.
О царских палатах она и не мечтала. Комнатка ее вполне устраивала.
– Давай располагайся. И на кухню. Ужин будем готовить.
Марине пришлось скрывать свое недовольство. Готовить она не умела да и не любила. Но скажи тетке такое, сразу же нарвешься на нравоучение – приличные девушки должны уметь вести домашнее хозяйство. Не говорить же ей в ответ, что у нее нет никакого желания быть приличной девушкой.
* * *
Май – месяц непредсказуемый. Вчера было холодно, с неба валил мокрый снег. А сегодня с утра солнце. К обеду все просохло. В парке зелено, сиренью пахнет. Красота, короче. А то, что лавки грязные, так это ерунда. Спинки на скамьях широкие, покатые – само то, чтобы задки на них мостить. Высоко сидишь – далеко глядишь.
А вдали парочка под парусами. Парниша в темном костюмчике и девка в светлом плаще. Смазливая бикса. Чисто березка. Загинай и ломай... Но Капрон никого заламывать не собирался. С хорем девка, значит, занята. Ну, хахаля можно и под замес пустить, не проблема. Только тогда сам в раж войдешь. И уже не остановишься – тогда уж точно «березку» разлохматить придется. А это косяк. Не по понятиям – мохнатые сейфы вскрывать. Если менты за это дело закроют, тогда хана – на киче насильников опускают влет. Так что уж лучше не задираться.
Капрон ловким движением выбил из пачки папиросу, сунул ее в рот, зубами смял мундштук. Полез за спичками. Но в кармане пусто. Посеял где-то чирки. Многозначительно глянул на Кнута. Может, он огоньком подогреет. Но кореш расценил его взгляд по-своему. Вскочил с лавки, перегородил путь парочке.
– Васек, прикурить дай! – хищно осклабился он.
– Я не Васек, – покачал головой парень.
Капрон внимательно смотрел на него. Крепенький с виду чувак. Высокий, не слабого сложения. Черные курчавые волосы, вывеска не хилая – мощные надбровные дуги, широкий подбородок с ямочкой. Взгляд прямой, борзоватый. Он не боялся Кнута. И его кенты – Капрон и Анисим – нисколько его не смущают. За фраеров он, что ли, их держит? Капрон почувствовал, как закипает в жилах кровь.
– Сказал Васек, значит, Васек... – продолжал наезжать Кнут. – Прикурить, говорю, дай!
