Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Предисловие
Cказка сама по себе является артефактом. Возникнув очень давно, она существует и поныне.
Сказка – это вера в чудо и справедливость, в то, что зло будет наказано, а добро непременно восторжествует. И даже когда мы взрослеем, отгораживаемся заботами и делами, становимся серьезными, сказка продолжает жить.
И оставляет надежду на то, что когда-нибудь…
Дюймовочка попадет в волшебную страну и встретит принца, Стойкий Оловянный Солдатик уцелеет в огне, а Герда в очередной раз спасет Кая.
Сказка – это зеркало, в котором отражается мечта, а с нею – подспудные страхи, но ведь сказка тем и хороша, что финал обязательно будет счастливым.
С уважением, Лесина Е.
Громко тикали напольные часы. Мальчик не видел их, но хорошо представлял себе и огромный, покрытый лаком короб, и натертые до блеска стекла в дверцах, и огромный, сияющий медью циферблат с темными цифрами, и стрелки. На одной жила луна, на другой – солнце, изредка небесные светила встречались, но лишь для того, чтоб снова разбежаться. Были у часов и цепочки с грузилами в виде сосновых шишек, и крохотное отверстие для ключа.
Мальчику нравилось смотреть, как заводят часы: едва слышно скрипят пружины, пощелкивают шестерни, шелестят стрелки, подгоняемые пальцами, и ползут вверх, к самому циферблату, отвесы. Потом несколько мгновений тишины и безвременья, и снова: цок-цок-цок, чок-чек-чок… здравствуй, солнце-брат… лучи-лепестки, пухлые щеки, крохотные камушки-глаза.
– Да-да-да… ох-ох… тиш-ш-ше, – доносилось из темноты. Скрипели половицы, стонали двери, ветер шуршал в задвинутые ставнями окна. И вот уже тиканье растворилось в этом скоплении звуков.
Страшно.
Тук-тук-тук – сердце в груди.
Стук-стук-стук – клен за окном.
– Дай-дай-дай, – требует кто-то. Мальчик оборачивается, тянет руки в темноту и тут же одергивает – пусто. Холодно. И живо. Ну, конечно, оно живо, оно здесь, оно вздыхает и требовательно, настойчиво шипит: – Дай же!
– Уйди! – Мальчик ныряет под одеяло, скручивается клубочком и затыкает уши пальцами, сильно-сильно, до боли, до звона. А оно все равно просачивается, принюхивается, лезет: – Дай!
Кто-то ходит, кто-то дышит, шумно, с присвистом. Вздыхает. Всхлипывает и тянет:
– Да-а-ай!
Мальчик, не выдержав, сбрасывает одеяло, садится на кровати и почти кричит:
– Уйди!
Но в комнате никого нет. Пусто и даже не очень темно: серо-лиловая зыбь подрагивает, но это от его собственного дыхания, и отползает, только в самом углу комнаты, между комодом и стеной, ворочается черная Тень. Не такая, как другие тени – дневные ли, ночные – живая.
Тень мальчика заметила, замерла и, выкатившись из угла, сказала:
– Здравствуй, мальчик.
– Здравствуй, Тень, – прошептал он.
– Ты меня боишься?
– Н-нет, – мальчик соврал, он очень боялся Тени – длинной, угловатой и черной-пречерной, как печная сажа.
– Боишься-боишься, – у Тени был хрипловатый голос и зеленые кошачьи глаза. Смотрела она внимательно, с прищуром и уходить не собиралась, хотя мальчик, вспомнив наставления пастора, скоренько прочитал «Отче наш» и потом еще на всякий случай «Аве Мария». Тени понравилось, Тень, подтянувшись, забралась на кровать и распушила перья. Да, да, самые настоящие перья, теперь она походила на огромного черного петуха, обитавшего на птичьем дворе Корбычевой вдовы.
– Красиво говоришь, – Тень зевнула и, коснувшись мальчика липкой лапой, сказала: – Ты очень славный мальчик, я давно за тобой наблюдаю. Да, да, наблюдаю. И знаю, что ты любишь придумывать то, чего нет.
– Это что же? – мальчик обиделся. Ему показалось, что Тень назвала его вруном. А это неправда! Он не врал, разве что самую малость, когда совсем без вранья обойтись нельзя было.
– Часы. Ты же придумал часы. Ты их видел в доме вдовы шляпника, и то через окно.
– Нет!
– Да, я – твоя Тень, я знаю, что на прошлой неделе ты забрался в ее садик и заглянул в окно. А глупая гусыня как раз заводила часы. Тебе они очень понравились, верно? И ты подумал, что неплохо, наверное, если эти замечательные часы поселятся в твоем доме.
– Неправда, – очень-очень тихо сказал мальчик, хотя с садом Тень угадала. – У нас свои часы! Это мамино приданое!
– Твоя матушка – прачка, отец – сапожник. Откуда у них деньги на часы? Нет, ты их придумал. Но это хорошо. Если ты можешь придумать так, чтобы придуманное ожило, то ты – очень талантливый мальчик, и мне с тобою повезло. Теперь мы вместе будем придумывать.
Мальчик не хотел слушать Тень, он даже попытался столкнуть ее с кровати, но босые пятки прошли сквозь черноту, а тиканье вдруг пропало.
– Вот-вот, – Тень взъерошила перья. – И дом твой совсем не такой. На самом деле он ведь маленький, правда? И пахнет в нем…
Клеем пахнет, кожами, едким мылом и травами и еще, когда приходит бабушка, болезнью. Правда, этот запах никто, кроме мальчика, не слышит, но он определенно существует.
Или нет?
– Я настоящая, – обиделась Тень. – И ты настоящий. И все, что ты видишь, тоже настоящее. А поэтому мы будем смотреть.
– Куда?
Тень заквохтала, заворочалась, хлопнула крыльями и сказала:
– В прошлое. Или в будущее. Или в очень далекое настоящее. Какая разница? Главное, ты смотри. Запоминай.
– А что потом?
– Потом ты расскажешь об увиденном. Если не забудешь.
– Не забуду, – пообещал мальчик. – Я ничего не забуду.
– Хорошо, – согласилась Тень. – Тогда я прослежу за тобой.
Бежать, бежать, бежать… Стоять. Никакого бега, он привлекает внимание, а привлекать внимание ни в коем случае нельзя. А что можно? Можно прятаться – серое на сером, человек среди людей. А людей здесь хватает. Это хорошо, сложнее найти будет: он умеет прятаться.
Раз-два-три-четыре-пять
Я иду тебя искать.
Уже нашел, почти: в самую распоследнюю секунду удалось выскользнуть, скинуть записи надежному человеку, так что пусть ищут, кукиш найдут, а не разработку.
Он даже скрутил этот кукиш, тугой, крепкий, с трудом умещающийся в кармане старого драпового пальто. Не кукиш, а пистолет настоящий: «парабеллум» или этот, как его там, «магнум» пресловутого 45-го. Ну-ка подходи, народ, за свинцовыми пирожками.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
