Книга Разведка боем - Денис Юрин

Стоял летний полдень. Было безветренно и прохладно. Слегка накрапывало. По небу неспешно и важно проплывали темно-серые грозовые тучи, движущиеся со стороны Немвильского озера. Вот-вот должна была начаться гроза, хотя, впрочем, могло еще и распогодиться. Далеко не за каждым затишьем следует ненастье, и далеко не всегда штиль сменяется безудержным буйством бури иль урагана.

На дороге, идущей от города Немвил к побережью пограничного озера, было на удивление тихо и безлюдно. С самого утра по ней не проехало ни одной повозки, не промчался ни один всадник и даже не прошагал ни один бродяга-странник. Все, кто мог уйти, бежали еще вчера, возможно, навеки покинув родные дома, но все же лелея в сердцах надежду когда-нибудь вернуться под уцелевший кров, а не на поросшее травою пепелище. Голодранцы-разбойники и те покинули пограничные леса, почувствовав еще далекую, но быстро приближающуюся к герканским землям поступь войны.

Тревога и суета, охватившие восточную часть герцогства Муабит в последние дни, навсегда канули в прошлое, но их следы еще виднелись на простой проселочной дороге, еще сохранились до первого, уже скорого дождя. Сотни, если не тысячи, человеческих ног, конских да коровьих копыт так сбили и разрыхлили землю от обочины до обочины, что небольшой тракт, в особенности в его наиболее узкой, лесной части, походил скорее уж на поле, подготовленное к посеву. Изрядно потрудились над многострадальной колеей и десятки деревянных колес, большая часть которых не выдержала нагрузок непредвиденного, поспешного перехода и осталась гнить по оврагам да кустам вдоль обочины. Впрочем, обломки были далеко не единственным хламом, оставленным беглецами у дороги. Перевернутые сундуки с разбросанным вокруг них тряпьем, полевой инвентарь, битые черепки бедняцкой глиняной посуды и множество иного крестьянского барахла – все это превратило дорогу в огромную, растянувшуюся на несколько миль свалку.

Усиливающийся с каждым часом страх перед приближавшейся войной и развалюхи-телеги, не приспособленные для долгих поездок, заставили простой люд постепенно избавляться от лишних пожитков и спасать лишь действительно ценное, небольшое да легкое. В завалах брошенной одежды и утвари можно было найти много еще добротных вещей, но вот только мародерствовать было некому. За три дня округа почти опустела: на семь рыбацких деревень осталось не более трех десятков немощных стариков, для которых с лежанки до отхожего места дойти – подвиг; а солдаты герканских войск не покидали походных лагерей.

Округа была мертва и пустынна. Даже ветер, казалось, побаивался дуть на ветки деревьев и лишь слегка колыхал траву да теребил лоскуты разбросанной по земле одежды. Все герканское побережье Немвильского озера замерло в ожидании надвигающейся с шеварийского берега беды: то ли боевых кораблей заклятого врага, то ли разрушительного буйства сильных воздушных потоков, именуемого бурей, то ли и того и другого, притом необязательно порознь. Складывалось впечатление, что время остановило свой ход, но это было всего лишь субъективное ощущение, жалкая иллюзия, которую легко разрушил один-единственный всадник, неожиданно показавшийся из-за поворота разбитой и захламленной беглецами дороги.

Молодой дворянин, судя по гербу на щите, рыцарь, ехал не спеша и не вез с собой много пожитков. С одного бока его лошади свисала привязанная к седлу и, видимо, изрядно отощавшая за время пути дорожная торба, а с другой стороны из-под мерно бьющегося о попону стального щита робко выглядывала небольшая котомка для перевозки бумаг. Ощетинившийся, застывший перед броском желтый зверь редкой породы на черном-пречерном поле щита был единственной яркой деталью в скромном убранстве странствующего воителя, которому от роду нельзя было дать более двадцати пяти – двадцати шести лет. Покрытый слоем пыли и грязи дорожный костюм хоть и был сшит добротно из довольно неплохой кожи, но носили его никак не меньше десятка лет. А судя по тому, как топорщились плечи куртки из дубленой кожи и отвисли латаные-перелатаные коленки штанов, юноша являлся далеко не первым владельцем почти отслужившей свой век походной одежды. Новым на всаднике был только плащ, да и тот уже успел порваться в парочке мест да покрыться пятнами въевшейся в материю грязи. Лат на юноше не было, только свисавший с пояса меч в перехваченных стальными полосками кожаных ножнах; новенький, еще не побывавший в бою щит, стальные наручи на крепких руках да начищенные до блеска посеребренные шпоры выдавали его принадлежность к благородному сословию герканских воителей.

Небогатый и, судя по свежести красок на щите, лишь недавно удостоившийся высокого титула рыцарь выбрал совсем неподходящее время и место для путешествия. До побережья Немвильского озера оставалось не более пары миль. Он ехал туда, откуда только что бежали его соотечественники; он неумолимо приближался к войне, хотя был одет неподобающим для ратных свершений образом. Под беспечно расстегнутой аж до самого пупка курткой не было даже легкой нательной кольчуги, да и меч всадника казался чересчур тонким и коротким, то есть непригодным для настоящего боя.

Однако путника, едущего в сторону пограничного берега, на который со дня на день, а может, и с часу на час должен был ступить стальной сапог шеварийского захватчика, язык не поворачивался обвинить в скудоумии или в легкомыслии. Несмотря на молодость лет, стройную фигуру и красивые, хоть не утонченные черты лица, рыцарь, без всяких сомнений, принадлежал к числу бывалых вояк. Мерно раскачиваясь в седле, он вроде бы спал, но на самом деле его острый взор пронизывал каждый куст вдоль обочины, осматривал крону и ствол каждого деревца, мимо которого проезжал. Правая ладонь всадника держала уздечку, но находилась в непосредственной близости от рукояти меча. Уродливый шрам, время от времени выглядывающий из-под грязных от пота и пыли волос, служил наилучшим доказательствам того, что воин уже успел побывать в переделках и уже ступал на грань, за которой ждала смерть.

Одним словом, хоть воевать с шеварийцами рыцарь явно не собирался, но он отдавал себе отчет, куда едет и насколько плачевными могут оказаться последствия его бесстрашного поступка. Что же касалось свидетелей вальяжной конной прогулки одинокого всадника, цель его путешествия оставалась для них загадкой, да такой интригующей, что они решились покинуть засаду и о том расспросить.

На лице юноши не дрогнул ни один мускул, когда из кустов, ломая ветки и угрожающе позвякивая обнаженным оружием, показалась троица солдат в полном походном обмундировании цвета пехотного полка герцога Мервинга. Их и еще четвертого стража дороги, благоразумно оставшегося в засаде и сейчас целившегося в его грудь из арбалета, всадник заметил еще несколько шагов назад. Однако это обстоятельство не заставило его развернуть коня и поспешно умчаться восвояси. Солдаты были герканскими, а проездные бумаги благородного мужа были в полном порядке.

– Кто таков? Куда прете? – строго произнес солдат с нашивкой фельдлайтера на плече, имевший странное представление о том, как должно уважительно обращаться к рыцарю.

– За языком следи, кнехт! – ответил всадник без злости, протягивая командиру патруля припрятанный за пазухой свиток. – Не все такие добрые, как я. За твое «прете» и сапогом в рожу схлопотать недолго…