Книга Осторожно: карантин! - Дарья Калинина

Поездка обещала быть чудесной. Было утро, с безупречно синего неба ярко светило солнышко. За окнами машины пробегали живописные виды, которые с каждой минутой становились все прекрасней. Саша выглядывал наружу, с удовольствием подставляя лицо свежему ветру. Удовольствие было тем сильней, что в самой машине свежестью и не пахло.

– М-да… – прошептал Саша своей маме, сидящей рядом. – Не мешало бы дяде Пете уже перестать упрямиться и приобрести себе нормальную машину с кондиционером. А то в его «ласточке» чересчур уж душно, да и бензином воняет.

– Как и полагается в каждой уважающей себя старой «Волге» советского года выпуска, – с улыбкой ответила мама. – Ты знал, на что шел, когда поехал с нами.

Саша в ответ лишь вздохнул. Поехал-то он по старой памяти, да крупно ошибся. С последнего их совместного путешествия с дядей Петей много воды утекло. А «ласточка» с годами не стала моложе. Саша должен был это учитывать, отправляясь в путь в такой компании. Но почему-то он об этом не подумал, и вот теперь атмосфера в машине с каждым километром становилась все более тяжелой. Саша то и дело с тревогой поглядывал на своего пса. Как он там? Увы, бедный Барон давно находится в коматозном состоянии. Если уж Саше было не по себе в пропахшей бензином колымаге, то чуткому собачьему носу такой запах – это был просто нокаут.

Барон свернулся калачиком, глаза у собаки были закрыты. Со стороны могло показаться, что пес просто спит, но Саша умел разбираться в чувствах своего питомца и видел, что выражение морды Барона было самое страдальческое.

– Барон, – позвал он собаку. – Ты там как?

Барон мигом открыл глаза, поднял голову и вопросительно уставился на хозяина. А? Что? Разве есть варианты?

– Бедный ты мой, – опечалился за него Саша, – иди сюда!

И он похлопал по коленям. Барон тут же очутился на сиденье рядом с хозяином, устроился поудобнее и высунул голову на улицу. Теперь они уже вдвоем с наслаждением вдыхали свежий воздух. Но сам дядя Петя к их проделкам отнесся неодобрительно.

– Нечего собаку на сиденья пускать! Все чехлы будут после него в шерсти! Достаточно уже и того, что с твоего Барона на ковриках столько песка набирается, что впору собственный пляж открывать.

И видя, что его слова не производят впечатления, дядя Петя прикрикнул:

– Сашка! Ну, кому я сказал!

Пришлось им с Бароном прекратить свое развлечение. Пес вернулся под сиденье. А Саша уже в двадцатый раз пожалел, что не отправился в путь на своей машине. А все мама, которая заставила поехать с дядей Петей и его семьей. Захотелось ей, видите ли, побыть подольше со своей родней. Саша неодобрительно покосился на свою маму, понимает ли она, как опростоволосилась? Хотела пообщаться с родственниками, так и ехала бы с ними одна! Нет, заладила, не стоит бензин тратить, дядя Петя нас всех отлично довезет. В наше время не грех и сэкономить. Вот и сэкономили, что теперь все мучаются.

Но это было еще не все.

– Саша, и окно тоже закрой! – внезапно потребовала бабушка Эльза.

– Душно, бабуля.

– А мне дует!

Ехала она в теплом пуховике, на голове у нее была надета шерстяная шапка, сверху еще и повязанная шалью. Как в таком обмундировании можно было замерзнуть в погожий апрельский денек, Саша взять в толк не мог. Поэтому выполнять приказ бабушки и не торопился.

– Ты не слышал? – произнесла мама. – Эльзе Константиновне холодно!

Саша протянул руку, чтобы начать крутить ручку стеклоподъемника, спорить с женщинами, как известно, себе дороже, но тут в машине прозвучал еще один голосок:

– Почему никто никогда не спрашивает моего мнения? А?! Может, мне жарко! А Барону так ему точно душно. Вон он как дышит, даже мне слышно. И Сашка вообще весь мокрый сидит, с него течет, как с Ниагары. Да и от тебя, дорогая тетечка, тоже не духами попахивает. И что теперь? Из-за одной вредной бабки, которая и так уже напялила на себя весь гардероб, мы теперь должны париться в этой вонючей душегубке с закрытыми окнами?

Эту тираду произнесла Анечка – родная дочка дяди Пети, и она же внучка Эльзы Константиновны. Какое-то время все взрослые в шоке молчали, пытаясь прийти в себя от наглости пятнадцатилетней девицы, осмеливающейся так дерзко разговаривать со взрослыми.

– Хамка! – первым возмутился дядя Петя, обретя дар речи. – Немедленно извинись перед бабушкой!

В ответ Аня ехидно произнесла:

– Извини, бабуля! Извини за то, что ты выжившее из ума ископаемое, которое всем вокруг мешает жить так, как им нравится! Прости меня, но это так!

Саша отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Может, и не стоило Ане в таком тоне разговаривать с родной бабушкой, но упрекать сестренку он не мог. Эльза Константиновна за время пути уже основательно вынесла всем мозг. То ей казалось, что сын поехал не по той дороге, ни карты, ни подсказки «Алисы» из навигатора ее убедить не могли. Бабушка даже обозвала «Алису» железной дурой, на что та обиделась и заявила, что разговаривать в таком тоне не собирается.

Тогда Эльза Константиновна разволновалась, что какая-то железка смеет учить ее хорошим манерам, и потребовала остановиться, потому что ей нужно было достать лекарство, которое лежало в сумке, засунутой глубоко в багажник. Когда лекарство нашлось, потребовалась вода, чтобы его запить. Бутылочка с водой где-то была, но найти ее не удалось, а Эльза Константиновна требовала, чтобы ей дали именно ее воду, никакую другую она пить не желала. Потом все же согласилась на минералку, за которой потребовалось заехать на заправку, потом бабушке захотелось в туалет, потом было что-то еще, еще и еще. Фантазия старушки была неисчерпаема.

Вот и сейчас, услышав слова внучки, Эльза Константиновна тут же схватилась за сердце:

– Умираю! Петя! Угомони девчонку!

– Анька, замолчи! – рявкнул красный и потный дядя Петя. – Иначе, клянусь, я сейчас остановлюсь и надаю тебе тумаков!

Угроза прозвучала достаточно убедительно, поэтому Аня не стала провоцировать. Но дядя Петя не успокаивался. Но возмущало его не отношение дочери к бабушке, переживал дядя Петя за свою машину.

– Ну ты, Анька, даешь стране угля! Надо же такое ляпнуть! Вонючая душегубка! И это о моей «ласточке»! Да чтобы ты знала, эта машина старше тебя на добрых двадцать лет. Да она тебе в матери годится!

Но Анька упорно не желала уважать возраст ни в человеческом, ни в железном эквиваленте.

– Давно пора выбросить эту ржавую рухлядь на свалку! – возмущенно сказала она. – Тебе это все вокруг говорили, и не один раз!