Книга Пустой дом - Розамунда Пилчер

Был понедельник, три часа пополудни; июльский день выдался солнечным и жарким, с моря долетал освежающий ветерок, и в воздухе пахло свежескошенным сеном. От гребня холма, по которому проходила дорога на Карн-Эдвор, земля полого спускалась к скалистому побережью. Куда ни глянь, повсюду расстилались фермерские угодья, разбитые на небольшие участки, — они напоминали заплатки с оборками желтого утесника. Кое-где из земли выступали гигантские гранитные валуны. Вирджиния подумала, что склон холма напоминает лоскутное одеяло: зеленый бархат пастбищ, золотая парча выкошенной стерни, розоватое свечение поднимавшейся к солнцу кукурузы, мягкие пушистые венчики которой так и хотелось погладить рукой.

Было очень тихо. Однако стоило ей закрыть глаза, как ее обступили звуки летнего дня, которые, один за другим, стал различать слух. Нежная песенка ветра, колыхавшего заросли папоротника. Гул автомобиля, карабкавшегося вверх по холму от Порткерриса: водитель переключил передачу и продолжил подъем. Где-то вдалеке работали комбайны — успокаивающий мерный шум моторов напоминал жужжание пчел. Открыв глаза, Вирджиния увидела их: ярко-красные, с такого расстояния они напоминали игрушечные машинки, которые Николас катал по ковру у себя в детской.

Приближающаяся машина, двигаясь очень медленно, перевалила через гребень холма; все, кто сидел в ней, включая водителя, высунулись в открытые окна, чтобы полюбоваться открывающимся видом. Лица их были красными от загара, стекла очков сверкали на солнце, толстые руки выпирали из рукавов: казалось, машина набита под завязку. Когда она проезжала мимо пятачка, где Вирджиния оставила свой автомобиль, одна из женщин, сидевших на заднем сиденье, подняла голову и увидела, что она смотрит на них со склона холма. На какое-то мгновение их взгляды встретились, а потом машина проехала мимо, свернула за поворот и направилась дальше, к Лендс-энд.

Вирджиния взглянула на часы. Четверть четвертого. Она вздохнула и поднялась на ноги, отряхнула травинки и веточки папоротника со своих белых джинсов и зашагала вниз по склону к дороге. Кожаное сиденье машины раскалилось, как сковорода на плите. Вирджиния завела мотор и поехала назад в Порткеррис, вызывая в памяти знакомые картинки. Ей виделись Николас и Кара, запертые в непривычной лондонской детской, откуда они выходят разве что с няней на прогулку в Кенсингтонский сад, или с бабушкой в зоопарк и Музей старинных костюмов, да еще изредка в кино, на фильм, который та сочтет для них подходящим. В Лондоне сейчас наверняка очень жарко, душно и полно народу. Интересно, сводили ли Николаса к парикмахеру? Она подумала, будет очень кстати купить ему игрушечный комбайн и отправить подарок по почте, сопроводив его назидательным материнским посланием.

Сегодня я видела, как три таких комбайна работали на поле в Лэнион, и подумала, что тебе наверняка понравится эта модель, потому что с ее помощью ты поймешь принцип их работы.

Такое письмо леди Кейли, одобрительно кивая головой, с удовольствием прочтет Николасу, ведь он, мужчина до мозга костей, ни за что не станет разбирать материнский почерк, тем более что к его услугам всегда бабушка, готовая сколько угодно читать ему вслух. Вирджиния придумала и другое письмо, идущее от всего сердца.

Сыночек, без тебя и без Кары я совсем растерялась и не знаю, что мне делать. Я целыми днями катаюсь на машине, потому что больше мне нечем занять себя, объезжаю места, где бывала когда-то. Сегодня я смотрела на комбайны и гадала, кто управляет этими гигантами, которые пакуют солому в тюки, напоминающие туго завернутые рождественские подарки.

Старые фермы с просторными амбарами и хозяйственными постройками растянулись на пять миль вдоль побережья, напоминая ожерелье из неограненных камней, поэтому трудно было сказать, где заканчивалась Пенфолда и начинались соседние владения. Комбайны работали так далеко, что невозможно было разглядеть, кто сидит за рулем, или различить крошечные фигурки, которые шли за ними, складывая тюки соломы в штабеля, которые оставляли сушиться на жарком солнышке.

Она не знала, живет ли он по-прежнему в этих краях, управляет ли Пенфолдой, но в то же время не могла представить его ни в одном другом месте на земле. Мысленным взором, словно объективом фотокамеры, она приблизила изображение: фигурки выросли до натуральной величины, и Вирджиния увидела его — за рулем комбайна, в рубашке с короткими рукавами, обнажающими загорелые руки, с волосами, растрепавшимися от ветра. Почувствовав тревожный звоночек, она немедленно наградила его супругой — представила, как та в розовом хлопковом платье с голубым передником идет по полю с корзинкой, термосом с чаем и, пожалуй, фруктовым пирогом на десерт, а ноги у нее длинные и загорелые.

Миссис Юстас Филипс. Мистер и миссис Юстас Филипс из Пенфолды.

Машина преодолела последний подъем, и перед Вирджинией раскинулись белые песчаные пляжи, бухта и дальний мыс, а еще дальше — голубая чаша гавани, окруженная россыпью домов Порткерриса с высокой нормандской церковью.

Уил-хаус, где жили Лингарды, у которых остановилась Вирджиния, находился на противоположном краю Порткерриса. Туристка, оказавшаяся здесь в первый раз и незнакомая с местностью, поехала бы по главной дороге, проходящей через центр города, и наверняка застряла бы среди бесчисленных машин и толп отпускников, которые толкались на тротуарах, стояли на углах, поедая мороженое и выбирая открытки, или глазели на витрины с выставленными в них медными эльфами, керамическими русалками и прочими устрашающими персонажами, которые принято выдавать за сувениры.

Однако Вирджиния не была туристкой, поэтому свернула с дороги раньше, чем начались жилые кварталы, и двинулась по узкому проселку, обсаженному живой изгородью, который вился по холму близ городских окраин. Объездной путь казался длинным, однако через туннель из диких рододендронов можно было выехать обратно на главную дорогу, оказавшись всего в пятидесяти ярдах от главного входа в Уил-хаус.

Миновав белые ворота, Вирджиния поехала по подъездной аллее между кустами эскаллонии, усыпанной розовыми цветами. Дом был в неогеоргианском стиле, с приятными глазу пропорциями и портиком над главным входом. Подъездная аллея петляла между подстриженными лужайками и цветочными клумбами, источавшими густой аромат желтофиолей, а когда Вирджиния остановила машину в тени дома, раздался звонкий лай и Дора, старый спаниель Элис Лингард, выскочила из открытой входной двери, за которой обычно лежала на холодке в холле на натертом полу.

Вирджиния, ласково что-то приговаривая, погладила собаку по голове и прошла внутрь, по пути снимая темные очки, потому что после яркого солнечного света ей в доме показалось совсем темно.

Раздвижные двери на противоположном конце холла вели в патио на южной стороне, где всегда было солнечно и где Элис проводила почти все свое время, за исключением разве что самых суровых зимних дней. Сегодня жара заставила ее опустить бамбуковые жалюзи, и на стулья, обитые разноцветной парусиной, и низкие столики, на которых уже была расставлена чайная посуда, падала полосатая тень.