Много лет, переезжая с квартиры на квартиру, меняя одну страну на другую, она таскала за собой один и тот же чемодан, который за всё это время так ни разу и не открыла. В нём хранилось её прошлое, всё то, что помогало быть неотразимой на съёмочной площадке: латексные и кружевные трусики, топики, лифчики, туфли на высоченном каблуке, чулки, платьица с умопомрачительным декольте, косметика, бижутерия, тюбики со лубрикантом и ещё куча всяких мелочей. Всё это помогало её телу долгое время оставаться конвертируемым. Она прекрасно понимала, что этот чемодан ей больше никогда не понадобится, знала, что больше никогда не зазвенит телефон, и в трубке не зазвучит хрипловатый голос Сильвии: «Напоминаю, завтра в 9.00 ты должна быть на студии. В 9.30 садишься на грим. В 10.30 — первая сцена. Не опаздывай…» Всё, этого мира больше нет. Он умер… Умер вместе с ней, хотя земля всё ещё терпит её плоть…
И вот вчера вечером она выволокла этот чемодан из кладовки, и грохоча по ступенькам давно сломанными колёсами, потащила его вниз по улице, оставила возле мусорных баков, и не оглядываясь вернулась домой. Утром его уже не было.
ГЛАВА 1
На кухне было накурено, пахло портвейном, яичницей, не вынесенным вовремя мусором и ещё какой-то гадостью. Из телевизора, стоящего на холодильнике, доносился монотонный голос человека, рассказывающего о гласности и ускорении, прерывающийся бурными и продолжительными аплодисментами. Валерка отхлебнул немного вина прямо из бутылки, достал из упругой пачки десятирублёвок одну купюру, и повертел её перед глазами, любуясь красотой и изяществом линий, после чего положил червонец на табуретку, застеленную газетой, обмакнул кисточку в клей и намазал им ту сторону десятки, где не было портрета Ленина, кончиками пальцев взял её за края и аккуратно уложил на угол стола, сделал шаг назад, посмотрел прищурившись, немножко поправил, пока клей позволял это сделать, и довольный результатом, вытащил из пачки вторую купюру.
Приблизительно через час весь кухонный стол был обклеен червонцами. Валерка, слегка пошатываясь от выпитого, снял с плиты кастрюлю, в которой варилась эпоксидная смола, помешал её, и убедившись, что получилась нужная консистенция, медленно вылил содержимое на стол. Клей равномерно растёкся по поверхности. Валерка ещё немного походил по кухне, любуясь свои творением с разных сторон, после чего взял сумку, валящуюся на полу, и вышел, чтобы не гонять по комнате пыль. В зале он вывалил содержимое сумки прямо на диван, и усевшись рядом с кучей денег, начал, слюнявя палец, пересчитывать их. Получилось пять тысяч триста семьдесят пять рублей, следовательно ровно тысяча осталась на столе. Вот мама обрадуется, подумал Валерка, и в этот момент сознание отключилось, тело обмякло и медленно сползло по спинке диван по направлению к подушке. Мелодичный храп разнёсся по комнате.
Ему снилась пышногрудая доярка из колхоза «Заветы Ильича», с которой он провёл три счастливых месяца, пока работал в студенческом строительном отряде. Валерка познакомился с Настей в первый же вечер, на танцах в Доме культуры, не мог пройти мимо красоты, рвущейся наружу из плена её ситцевого платьица. Чуть позже, что естественно, получил от местных пацанов штакетом по морде, но не отступился, так понравилась ему эта девчонка. Настя тоже была не против, уж очень сильно ей надоели домогательства вечно пьяной колхозной шпаны, а тут приехали парни интеллигентные из города, и она размякла, можно даже сказать, влюбилась. Да так влюбилась, что неистово и неумело отдавалась Валерке день в день три месяца подряд, в любом удобном месте, в надежде, что он не обманет и заберёт её с собой в город.
Последний рабочий день стройотряда совпал с днём выдачи зарплаты в колхозе. Работяги, вперемешку со студентами, выстроились в очередь у бухгалтерского окошка так, что хвост растянулся аж до самой калитки, ведущей в правление. Валерка был первым из городских, перед ним стоял агроном, который уже расписался в ведомости, и демонстративно, чтобы все видели, пересчитал полученные деньги. Аж 150 рублей — пронёсся по очереди завистливый вздох. Ровно через минуту их ждал шок, поскольку даже у Валерки потемнело в глазах, когда он увидел сумму в ведомости, рядом с которой ему нужно было расписаться. Шесть тысяч восемьсот семьдесят пять рублей! Бухгалтерша, делая вид, что ей всё это совершенно безразлично, начала выкладывать пачки перед его носом. Толпа загудела, заколыхалась и начала сплющиваться, заполняя всё свободное пространство комнаты, каждому хотелось это увидеть. Валерка стал поспешно распихивать пачки по карманам, но их было так много, что оставшиеся пришлось просто засунуть за пазуху. Он шёл сквозь толпу, как беременный ледокол. Люди расступались, восторженно и завистливо провожая его взглядами.
Ночь выдалась ещё сложнее. Все его однокурсники, получив деньги, разъехались от греха подальше, а он остался. Нужно было поговорить с Настей. В общаге было непривычно пусто и тихо. Валерка плотно завесил окно одеялом, вставил в ручку двери стул, чтобы никто не смог войти, и только после этого чиркнув спичкой, поджёг огарок свечи. Настя сидела на кровати совершенно голая, успев, пока он метался по комнате, раздеться. Она смотрела на него с такой вожделенной надеждой, что не устоял бы даже самый твердокаменный и бессердечный. Валерка стал перед ней на колени и погрузился лицом в пучину её необъятных сисек. Он так привык к их мягкости и теплоте, привык к запаху парного молока, которое источало тело Насти, привык к её податливости и готовности отдаться в любой момент, как только он пожелает, и даже тогда, когда он этого и не желал, что не знал как теперь с этим расстаться.
Она, как и все девчонки, вела дневник и каждый из этих девяноста дней, проведённых вместе с Валеркой, подробно описывала. И сейчас, вдыхая запах его волос, Настя очень надеялась, что страница под номером 90 не станет последней. Она отдавалась так неистово и так страстно, что уже к полуночи выбилась из сил, и уснула. Валерка осторожно собрал вещи, положил на тумбочку пятьсот рублей, и бесшумно вышел из комнаты, так ничего и не сказав влюблённой в него девушке. Больше они никогда не виделись… Разве что во сне…
— Ну и что ты натворил? — услышал он голос матери. — У тебя что вместо мозгов? Придурок!
— Здравствуй мама, — протирая глаза, невпопад ответил сын. — Тебе что стол не понравился?
— Ты понимаешь, что там мой заработок за целый год!
— Ма, тебе мало? — Валерка сгрёб в охапку деньги и протянул их матери. — Здесь же больше. Нам хватит.
— Ты же знаешь, я твоих денег не возьму.
— Ну а зачем тогда эти крики. Мои деньги, как хочу так и распоряжаюсь ими.
— Ладно, спи. Протрезвеешь, тогда и поговорим. А сколько хоть здесь? — мама присела рядом и прикоснулась к куче денег.
— Больше пяти тысяч…
— О, господи! Это же целые «Жигули»…
— Или видеомагнитофон…
— Нет, ты точно идиот! Какой ещё видеомагнитофон?!
