Книга Алави его светлости - Екатерина Романова

Я скучающе водила ручкой в тетради, почти не прислушиваясь к монотонной речи профессора Боткина. Полноватый старичок возраста «столько не живут» вещал загробным голосом о проблемах типологии иноземных существ.

— Какие там вообще могут быть проблемы, не понимаю, — возмутилась Рая, заглядывая в мою тетрадь.

— Ларина. У вас вопросы?

— Да, — ничуть не стушевалась подруга. — В чем проблема-то с типологией? На кой нам целый предмет по ней выделили?

По аудитории прошелся смешок, а профессор сдвинул кустистые брови.

— Хорошо. Скажите мне, кого вы видите?

На экране высветился рисунок кентавра. Не фотография, не голография, не иллюстрация, а именно рисунок, сделанный явно самим профессором от руки. Я тихонько усмехнулась и продолжила водить ручкой.

— Бабалошадь! — на всю аудиторию объявил Кудрявый поставленным голосом. Вслед за репликой ударил хохот. — Грудь получилась выше всяких похвал! Вы знаток, профессор! — по аудитории прошлась вторая волна истерических смешков.

— Тихо! — профессор недовольно притопнул ногой. — Тихо! Развели балаган. Представим, в одном из миров вам встретится кентавр! Кто он? Человек или животное? Как к нему обращаться?

Я даже оторвалась от своего бесцельного занятия и подняла взгляд на рисунок. А и правда?

— Ну, это же очевидно. Спереди — баба, сзади — лошадь. Спереди подошел — поздоровался по-человечески. Сзади подошел… сам виноват! — студенты вновь захихикали, а друг добавил шепотом, склонившись ко мне: — не хотел бы я с такой в темном переулке.

— Молчал бы, пошляк, — я пихнула парня локтем и с улыбкой уставилась на красного от злости преподавателя, а потом вновь перевела взгляд на рисунок. — Блин, а ведь у нее и снизу титьки, и сверху. Оно зачем так?

— В этом деле размер, а не количество имеет значение, — согласился друг.

— Ладно, Семен Петрович, убедили. Так бабалошадь это человек или животное? — Рая, голубь мира нашего потока, по обыкновению протянула преподавателю оливковую ветвь.

— Для ответа на этот вопрос вам предстоит исправно посещать мои лекции. Давайте попробуем разобраться.

Почему-то после этой фразы всякий интерес к дальнейшему повествованию пропал, поскольку начались обтекаемые фразы «типология», «классификационные основания», «фенотип» и тому подобное. Я во весь рот зевнула, подавив желание пристроить голову на Райкином плече.

— Чего рисуешь? — она вновь заглянула в тетрадку и мигом осунулась. — Фи, снова эти знаки.

— А? — я проморгалась и уставилась на каракули.

Точнее, это сперва показалось, что каракули, но при повороте тетради на сорок пять градусов они превращались в символ. Смутно знакомый символ, который я из раза в раз рисовала уже на протяжении месяца.

— Не хочешь рассказать об этом своему куратору?

— Да, ерунда, — я захлопнула тетрадку и бросила тревожный взгляд на картинку полуженщины полуптицы, перед которой важно расхаживал профессор Боткин.

— Ничего себе ерунда! Ты на каком факультете учишься? Это может быть вызов из другого мира, попытка прорыва какой-нибудь сущности, или бог знает, что еще!

— Да ладно тебе жути нагонять. Просто каракули скучающей студентки. Наверное, увидела где-то, запомнилось, вот и рисую…

— Если ты сама не сходишь к Антону Вадимовичу, я ему лично об этом расскажу. Я переживаю за тебя.

Хоть внешне я и не подавала вида, но волнение копошилось. Пока что мягким комочком, но и этого достаточно. Какое-то предчувствие, оттенок которого пока не разобрать… Хорошее оно или плохое? Однозначно тревожное.

В фэнтезийных книгах со странных символов в жизни главной героини обычно полная фигня начинается. Мне полной фигни хватило с лихвой за последние несколько лет, а потому я тщательно распланировала ближайшее будущее: окончу университет и отправлюсь в закрытые миры бороться с болезнью Лайонела. Это жутко заразная болезнь, поражающая исключительно магов, от которой все еще не найдено лекарство. Единственное, что додумался сделать Межмирный совет — запереть заразные миры на замок. Вот только замки, видимо, стоит поменять, поскольку болячка с упорством китайцев ползет из мира в мир, захватив уже семь из пятнадцати. К слову, сам Лайонел почил, успев лишь выявить возбудитель — странную темную частицу, мир происхождения которой так никто и не установил. Но мне за два прошедших года удалось существенно продвинуться в исследованиях и разработать несколько эликсиров. Болезнь они, конечно, не излечивают, но тормозят размножение частиц и дают больному дополнительные несколько месяцев жизни. Теоретически. На практике это дело так и не испытано, ведь миры закрыты и экспериментировать не на ком. В моем распоряжении только маленький образец с возбудителем, и то в стазисе.

— Эй, ты в каком мире?

Я подняла голову, выныривая из раздумий и уставилась на Кудрявого.

— Идешь в столовку?

— Нет, — я почесала голову, всерьез задумавшись на счет символа. — Пойду к куратору схожу. Дело есть.

— Ну, как знаешь. Тебе посикунчиков захватить?

— С мясом, спасибо, — я помахала другу и бросила в сумку принадлежности и ручки.

— Это ты правильно решила, подруга. Давно пора. Проводить? А то, боюсь, не дойдешь, свернешь куда. Я тебя знаю.

— Не нужно. Уверена, Вадимыч скажет, что ничего серьезного, но мне важно услышать это от кого-то более умного, чем я.

Подруга подмигнула и проводила меня взглядом. Я прямо затылком чувствовала, как она стоит, крепко обняв свои огромные тетрадки, и задумчиво смотрит. На выходе из аудитории обернулась. Так и есть.

— Это жутко! — произнесла одними губами и нахмурила брови. Рая махнула рукой и начала собираться.

У подруги уже проснулся дар — порой ей удавалось читать мысли других людей. И действовал он именно в такие моменты, когда она впивалась взглядом в человека. Аж до мурашек пробирает!

Я передернула плечами, поднялась на третий этаж и двинулась по пустому белому коридору в самый конец. Этот коридор мне всегда тоннель на тот свет напоминал. Сзади — темнота, впереди — сияние. Окно во всю стену здесь явно какой-то шутник придумал.

Эх, зря я Раю не послушала. Не дошла всего каких-то пару метров, как у меня случился очередной приступ. Или, как говорит Вадимыч, инцидент. Сначала окружающая действительность дернулась, как кадр из фильма на испорченной кинопленке, а затем медленно погрузилась в матовый белый туман:

— Только не об пол, пожалуйста, только не об пол… — я нащупала руками мраморный пол и неуклюже улеглась. Знаем — летали. Если вовремя не устроиться поудобней, потом с фонарем на пол-лица разгуливать.