1
Дневник леди Гвендолин
10 ноября.
Я очень люблю наш Гвендиль. Иногда, в мечтах, я представляю его таким, каким он был в пору своего расцвета…
Перед замком простиралась зеленая долина. Далеко, насколько хватало глаз, виднелась ровная, ухоженная трава, гигантский газон, созданный усилиями замковой челяди. Посередине была узкая песчаная дорожка, ведущая к главным воротам замка, и любого путника, пешего или конного, всегда можно было заметить издалека.
В праздничные дни долина оживала. Для лорда и леди раскидывали расписной шатер с пологом, затканным золотом. Он был украшен изысканными вышивками, и деревенские детишки любовались издали этим чудом, не осмеливаясь подойти поближе, чтобы не вызывать гнева закованных в латы стражей.
По правую сторону от шатра обычно огораживали место для турниров. Рыцари на покрытых попонами конях съезжались, направляя друг на друга копья и бряцая доспехами. Прекрасные дамы сидели на специально выстроенных для этого случая террасах и, затаив дыхание, следили за ходом сражения. Сама леди порой неодобрительно качала головой, когда сражающиеся проявляли излишнюю жестокость.
Она всегда была добросердечной, леди Гвендильского замка.
Естественно, на этом развлечения не заканчивались. К вечеру на месте ристалища устанавливались длинные, грубо сколоченные столы, на которых красовалась всевозможная еда. Молочные поросята, зажаренные до хрустящей корочки, гуси с нежным прозрачным жирком, олень, загнанный и убитый лордом собственноручно, главное блюдо на пиру. И, конечно же, виски, знаменитый гвендильский виски, от которого туманились самые крепкие головы и развязывались самые сдержанные языки. Приходили музыканты, и всю ночь протяжные звуки волынки нарушали покой гвендильской долины.
Не всем по вкусу было это простонародное веселье, где подчас нельзя было отличить лорда от простого охотника. Поговаривают, что благородную леди иногда возмущали жестокие шутки этого шумного праздника. Но обычай гласил, что раз в год стирается граница между сословиями в гвендильской долине, и тогда богатый землевладелец и бедный арендатор пируют за одним столом. Лорд Гвендильского замка был не из тех, кто пренебрегает традициями. Хотя даже он был вынужден идти на уступки и продолжать праздник для более благородных гостей уже в стенах замка.
Ах, Гвендиль тех времен! Нет пера, достойного описать красоту твоих величественных стен, роскошь внутреннего убранства, где каждая мелочь свидетельствовала о могуществе и богатстве твоего хозяина! По праву ты считался жемчужиной Шотландского Нагорья. Суровы и холодны здешние места, враждебны к чужеземцам и неласковы к коренным жителям, но Гвендиль, прекрасный Гвендиль, даровал людям красоту и уверенность. Провести ночь в его стенах почиталось за великую честь. Черной завистью завидовали тем, кто пользовался особым расположением хозяев замка и мог возвращаться туда снова и снова.
Гвендильский замок был очень велик. Он представлял собой даже не одно строение, а несколько. Настоящий средневековый город в миниатюре, окруженный крепкой высокой стеной. В случае необходимости здесь можно было выдержать осаду, что нередко случалось в те беспокойные времена и лишь подкрепляло репутацию замка как неприступного места.
Но при всей своей неприступности гвендильский замок не производил впечатления мрачной крепости. Наоборот, в каждой постройке, даже самой незначительной, чувствовалась легкость и изящество. Лучше всего было подъезжать к замку в яркий солнечный день, когда перед путником неожиданно открывалась изумрудная долина, обрамленная по краям ровным рядом деревьев, а в самом конце ее — стройные белые башни Гвендиля, отчетливо выделяющиеся на фоне неба.
МакНорманы владели замком с незапамятных времен. Он бережно передавался от отца к сыну. Многое терялось с течением столетий, когда собственность легко меняла хозяев. Бывшие фавориты становились изгнанниками, а их имущество — добычей вожделеющих королевских особ. Но Гвендиль, холодный, надменный, гордящийся своей красотой, оставался в семье МакНорманов.
И порой я очень жалею о том, что какой-нибудь коварный воинственный англосакс не преуспел в своей попытке завладеть нашим замком, хотя немедленно укоряю себя за недостойные мысли. Мои благородные предки в пышных старинных одеяниях, взирающие на меня со стен картинной галереи, презирают меня за малодушие, но ведь они не видят наших счетов за электричество!
Однако минута слабости проходит, я беру себя в руки и снова готова сражаться за Гвендиль до последней капли крови, вернее до последнего пенса, ибо именно так ведется борьба в двадцатом веке.
Хотя хватит жаловаться, ведь я решила вести дневник не только для того, чтобы изливать в нем свои горести. Все мои предки оставили после себя значительные мемуары, и будет позорно, если я не приложу руку к семейному архиву. Никого больше в этой семье не волнует история МакНорманов — только меня, второго ребенка и старшую дочь.
Меня зовут Гвен МакНорман, мне двадцать три года, у меня отвратительные рыжие волосы, белая кожа и гадкие веснушки, регулярно высыпающие каждую весну. Типичная шотландская наружность, но это уже личное.
Официально я леди Гвендолин Маргарита Эрнестина МакНорман из Гвендильского замка. Мое имя внушает мне благоговейный ужас. Наверное, потому что оно созвучно с названием замка. Однако леди Сесилия МакНорман, урожденная Хемиш, моя мать, утверждает, что в то время увлекалась Оскаром Уайльдом и решила назвать меня в честь героини одной из его пьес, и что Гвендиль тут совершенно ни при чем. Но мне больше нравится думать, что мы с замком — тезки.
Моя любовь к Гвендилю сродни религиозному фанатизму. Живи я в Средние века, меня бы сожгли на костре за языческие наклонности, но в наше терпимое время я могу абсолютно открыто провозглашать свое преклонение перед красотой Гвендиля. Вернее, перед его бывшей красотой, потому что от великолепия замка осталось немного. И если издалека он еще способен произвести впечатление, то вблизи не остается никаких сомнений в том, что замок изрядно поизносился и нуждается в капитальном ремонте. А так как МакНорманы двадцатого века и деньги — вещи несовместимые, я не думаю, что Гвендиль снова станет жемчужиной Шотландского Нагорья. По крайней мере, при моей жизни.
Все это очень печально. Но гораздо ужаснее то, что меня никто не поддерживает. Джеймс МакНорман, мой старший брат, фактический владелец замка, заглядывает в Гвендиль не более двух раз в год — на Рождество и в день рождения мамы. Для него замок — всего лишь досадная обуза, от которой он с удовольствием избавился бы. Но, с другой стороны, посредством замка Джеймс может рассчитывать привлечь внимание какой-нибудь богатой наследницы, чей папаша сколотил состояние на торговле табаком или мылом. Титул, замок, хорошее воспитание — все это тоже неплохой капитал. Жаль, что Джеймс при этом не особенно хорош собой, бедняга.
