Пролог
Стил-Хаус отбрасывал на траву мрачную тень. Разбитые окна были похожи на глаза безумца, а просевшее крыльцо – на его странную кривую ухмылку.
Марибет уставилась на него, и по коже поползли мурашки.
«Ну что ты как маленькая? – сказала она себе. – Это всего лишь дом».
Но это был не просто дом. Это был тот самый Стил-Хаус. Каждый раз, когда Марибет случалось проходить мимо пустого заросшего двора, она задерживала дыхание. Но сейчас ей уже целых девять лет и она слишком взрослая, чтобы бояться какого-то дурацкого старого дома.
И все же она прокралась вдоль края травы, стараясь даже пальцем не коснуться тени, отбрасываемой домом на газон. Ребячество это или нет, но она подумала, что, если наступит на тень, дом заметит ее. Однако это был самый короткий путь до ее собственного дома, поэтому она шла быстро, даже не глядя на старое здание.
Она почти прошла мимо погреба, рядом с тем местом, где мертвый пожелтевший газон Стил-Хауса превращался в красивую зеленую лужайку ее двора, когда услышала короткое испуганное мяу.
Марибет замерла, в животе возникло какое-то тяжелое чувство. Она взглянула на лестницу в подвал. Похоже, это еще совсем маленький котенок.
Мяу.
На этот раз мяуканье прозвучало громче и безнадежнее, как будто котенок услышал, что она прошла мимо, и теперь звал ее на помощь. Марибет нахмурила брови, не зная, что ей делать. Похоже, котенок оказался в ловушке.
«Просто дурацкий старый дом», – снова сказала она себе. И затем быстро, не давая себе времени испугаться слишком сильно, схватилась за двери подвала и с кряхтеньем попыталась открыть их.
Запертый котенок не выскочил. Марибет вообще ничего не увидела в кромешной тьме.
«Мяу», – снова услышала она. Звук эхом пронесся по подвалу. Марибет присела наверху лестницы и протянула руку в темноту. Она все еще была одета в колготки, которые надевала только в церковь, и колени уже были все в грязи. Голосок слегка дрогнул, когда она позвала:
– Сюда, кис-кис, сюда, маленький. Я не сделаю тебе больно.
Она знала только часть истории о Стил-Хаусе. Кто-то там умер, давным-давно, и теперь в нем никто не хочет жить. Ее старший брат Кайл и его друзья, проезжая на скейтбордах мимо дома, осмеливались бросать камни в окна с криками: «Да кто теперь боится Стил-Хауса, придурки?» Только они говорили не «придурки», а такое слово, которое Марибет не разрешалось повторять. Но они никогда не заходили внутрь. У Кайла кишка была тонка.
– Кис-кис? – Не входя внутрь, Марибет наклонилась как можно ближе к дверному проему. Ей были видны только несколько верхних ступеней, а все остальное скрывала темнота.
Она подбодрила себя. То, что Кайл был слишком труслив, чтобы войти внутрь, не означало, что этого не могла сделать она. Девочка представила себе выражение его лица, когда она расскажет ему о том, что сделала, и поспешила вниз по лестнице, пока не растеряла всю свою смелость.
Воздух вокруг стал совершенно неподвижным, как будто дом затаил дыхание. Марибет прошла мимо стены с полками, уставленными старыми зелеными бутылками, этикетки на которых давно стерлись, и остановилась перед деревянным сундуком со сломанным замком. На вершине сундука сидела кукла, прислоненная спиной к стене. Глаза были вырваны, а вокруг пустых глазниц зияли выбоины.
Марибет отвернулась от куклы, изо всех сил всматриваясь в темноту.
– Кис-кис? – позвала она. Пахло мокрыми джинсами, собаками из трейлерного парка [1] и каким-то прогнившим мусором, как будто кто-то здесь жил. Марибет зажала нос двумя пальцами. Ее сердце заколотилось быстрее.
Снаружи дверь погреба захлопала на ветру.
«Мне лучше вернуться», – подумала она. Было холодно, и по коже пробегал озноб и мелкие мурашки. Она чувствовала, что здесь с ней творится что-то странное, что-то плохое. Она обернулась, но увидела лишь грязные стены, бутылки и ту странную куклу.
Два глаза сверкнули в темноте.
– Кис-кис, – прошептала Марибет, приближаясь к ним. Они были блестящими и желтыми. Она опустилась на колени и наклонилась вперед.
Желтые глаза моргнули.
– Иди сюда, – пробормотала она, протягивая руку.
Мальчишеский голос донесся откуда-то сверху.
– Эй? Там кто-то есть внизу?
Сердце Марибет забилось. Она отдернула руку и развернулась так быстро, что подвернула лодыжку. Боль пронзила ногу.
Желтые глаза снова вернулись в тень.
– Кто там? – закричала Марибет со слезами на глазах. Лодыжка здорово разболелась, но гораздо сильнее был страх. Ей казалось, что кто-то схватил и сжал ее грудную клетку. Она прижалась всем телом к холодной стене подвала.
Лестница скрипела так, словно кто-то очень медленно спускался по ступенькам, но Марибет никого не видела. Через мгновение по погребу пронесся запах одеколона. У нее зачесался нос. Это был запах того самого одеколона, который ее папа использовал для особых случаев, например, когда приглашал маму на свидание.
– Как тебя зовут? – спросил голос. Голос был приятный, он напомнил Марибет о старших братьях.
– Марибет Руис, – в оцепенении ответила девочка. Она пыталась придать голосу больше уверенности, чем чувствовала на самом деле. Кто это говорит? Она почему-то посмотрела на куклу, сидящую на сундуке. Черные глазки уставились на нее, но рот куклы не двигался.
– Классное имя, – сказал голос.
Вокруг запястья Марибет обвились чьи-то пальцы. Они были холодными и влажными, как сырая курица, которую достали из холодильника. Марибет посмотрела на руки, но на них ничего не было. Она моргнула, там все еще ничего не было.
Но она чувствовала их. Они ущипнули ее до крови!
Марибет взвизгнула и сделала неуклюжий шаг назад. Поврежденная лодыжка соскользнула, и она грохнулась на пол – сильно, – от земли исходил холод, который она чувствовала сквозь колготки.
Пальцы все еще держали ее. Они повернули руку назад под таким неудобным углом, что яркие вспышки боли пронзили плечо Марибет. Девочка попыталась закричать, но звук застрял в горле. Ее губы дрожали. А пальцы сжимали запястье все сильнее. Аромат одеколона стал сладким и удушающим. Он заполнил легкие Марибет, и ей стало еще сложнее закричать.
