ПРОЦЕСС ПОШЕЛ
Я сижу в допросной комнате и ожидаю оперативника. Вот-вот он явится, чтобы превратить мою жизнь в ад. Все процедуры завершены: отпечатки пальцев, угрозы и подтверждение понятыми наличия полстакана марихуаны, показательно изъятого полицаем из моего кармана. После того, как нас с братом посадили в четверку, опера двинули в те самые гаражи, где главный нашел в сугробе сверток шмали. Стянув с моей головы шапку, натянутую мне на глаза при аресте, он вновь вмазал мне кулаком по челюсти:
– Есть еще вопросы, урод гребаный?!
Стиснув зубы после удара, я вспомнил, как их машина курсировала в этих местах, когда я прятал «вес». Вот как они нашли тайник! Еще в кабинете, поставив меня в наручниках у стенки, защитники закона с победным ликованием начали описывать наше будущее.
– Ну, ребятки, вы попали, – говорил с улыбкой опер, – деньги у брата нашли, его тоже сейчас приведут. Но ты их тоже держал, я знаю. Сейчас спиртяги и краска все покажет. Пойдете оба по крупняку! 228-ая статья, сбыт наркотических средств в особо крупных размерах, от семи до пятнадцати лет строгого режима. Брата твоего – паровозом. Организованная семейная преступная группировка! По вышке въебетесь, я тебе обещаю! Поэтому, лучше тебе сейчас быть посговорчивее.
– У меня есть право на адвоката, – выдавил я, – и я буду говорить только при нем.
– О как! Ты, я вижу, фильмов насмотрелся?! Конечно! Мы тебе и звонок дадим, и адвоката… Только тебя, суку, я имею право держать сорок восемь часов и делать с тобой все, что захочу! Понял?! Поэтому бери пример со своего друга, который сразу смекнул, что к чему.
Тут оперативник подходит ко мне вплотную, достает диктофон и включает запись. Звук был едва слышен, но мне удалось разобрать: «Боб, все нормально? Ты какой-то тихий сегодня… Вон, шапка у тебя грязная…», «Это клей. Да, все нормально Спартак, просто устал…».
Я стою и не догоняю, откуда у них этот разговор. Шок настолько сбил мою адекватную оценку положения, что я с трудом соображал. Все было просто. Боба взяли с пакетом травы. Возможно, его тоже кто-то «впарил». Ему описали будущее с раздробленной задницей на нарах, – и он согласился сотрудничать. Как потом выяснилось, начинающий юрист сначала позвонил Реду, который отказал ему в помощи, и только после этого, будущий друг семьи обратился ко мне. Его снабдили помеченными купюрами, дали диктофон и отправили на контрольную закупку в мой дом. Теперь понятно, почему Вонючка Боб был таким грустным и печальным, когда стоял в двух метрах от меня на лестничной площадке. Сукин сын! Гребанный сдавала! Я был зол, но по большому счету понимал, что когда речь заходит о свободе и будущем – какие на хрен принципы доблести и дружбы?! В один миг эта самая дружба, подобно волоску, оказывается между двумя лезвиями.
Цена – вот что в такие моменты имеет значение и смысл. Либо не предаешь и сохраняешь чувство достоинства и уважения к себе – и тогда полный треш, либо сотрудничаешь – и сохраняешь хоть какую-то часть своей жизни. Ставка велика: никто не хочет ломать свою жизнь и жизнь близких. Ответственность безмерна, а принимать решение нужно прямо сейчас. Вот и я сидел в комнате в ожидании своего палача и думал о выборе. Что делать!? Не могу же я сдать Курта? Сдать его, как Боб «впарил» меня. Господи, как так получилось, что я так попал?!
Я сидел и размышлял, что произошло с тем пареньком, который собирал коллекцию фильмов со своими кумирами и мечтал о режиссуре; который хотел поступить в институт и стать психологом, чтобы помогать людям; который изучал философию, читал русскую классику, сочинял стихи, рассуждал о будущем и стремился к самореализации. Что произошло?! Почему так получилось?! Я не мог ответить себе на эти вопросы.
Был ли я падок на кутежи? Да. Хотел ли я финансовой независимости? Да. Я прекрасно понимал, где границы, и когда следовало остановиться. Неужели мое «все под контролем», когда я начал заниматься сбытом марихуаны, было лишь тупой и слепой уверенностью? Когда же произошел тот самый сдвиг пластов, что вынес меня за пределы равновесия? Я не понимал. Находясь в тусклой исповедальне, мрачной комнате допроса, я сознавал, что нитка все-таки закончилась виться и ком начал сжимать мое горло. Слезы накатывались и вот-вот готовы были хлынуть ниагарским водопадом. Желтые стены и сырость. Я совершенно один, и никто мне не поможет, не подскажет, как верно поступить. А ведь мне всего двадцать лет! Мама и жена брата, наверняка, уже сходят с ума, пытаясь найти нас. Они, как минимум, еще двое суток будут молиться, и гнать от себя мысли о больницах и моргах.
ОПЕРАЦИЯ ХИМПРОМ
Вообще, мое детство было довольно экстремальным. Я помню, как в девяностом году (мне тогда было восемь лет) произошла авария на «Химпроме», после чего в водопровод попали фенол и диоксид – жуткие ядовитые вещества. Тогда по всему городу жители с ведрами и бидонами стояли в очередях за водой, которую привозили в цистернах, но воды на всех не хватало, и люди оккупировали родники в пригородных лесах. В тот период, от греха подальше, мама отправила меня в деревню, километров двести от столицы. Там я был полностью предоставлен самому себе, поскольку бабушка была постоянно занята хозяйством, а дед проявил ко мне внимание лишь один раз, когда после похода в местный магазин я потерял десять копеек. Тогда он набросился на меня с криками: «Ах, ты ебаный индюк!». Я так испугался, что, не успев наложить в штаны, вообразил сцену, как дедушка, с удовольствием, прикусив губами кончик языка, разделывает меня на вечерний плов. Короче, бродил я в этой тайге, окруженный баранами и одинокими пастухами, около трех месяцев. Потом, когда проблема с реагентами была решена, мама забрала меня домой.
