Just look in my eyes And you will see Russian paradise![2]
Просмотрел еще раз. Подошел с камерой к подоконнику. Открыл окно, выглянул вниз, снял страшную — дух захватывает — высоту. Добавил к видеоряду. И выложил ролик на «Ютьюб».
Первый лайк явился — двух секунд не прошло. Пока принимал душ, драил зубы, одевался в чистое — насыпалась почти тысяча. К вечеру — он не сомневался — перевалит за десятку. И комментов множество. Для большинства — он бог. Но с десяток пугливых мамаш обязательно обольют грязью. Спортивный директор на работе опять будет гнать трэш, что уволит.
Кто спорит, «чайникам» он подает плохой пример — попытаются ведь повторить, дураки. Но правила, нормы и безопасность — это к спортивной гимнастике. А в паркуре стойку на руках у заурядной стены делают только лохи. Просто без опоры, на земле — тоже не круто. На табуретке, брусьях — средний уровень. Вот отвесная скала или крыша небоскреба — высший пилотаж. У открытого окна было бы эффектнее. Но рискованно. Ничего, ему только двадцать. Все впереди. Еще успеет догнать и перегнать Дэмьена Волтерса[3].
Впрочем, едва Федор вышел из комнаты, маска супермена мигом сползла с лица. Для своих подписчиков он кумир и герой. Провинциалы тоже могут позавидовать: живет в столице, кирпичный дом, трехкомнатная квартира. Но остальной контент — полный отстой.
Мебель древняя, унитаз треснутый. В кухне накурено — хотя мать и клялась, что будет ходить на лестницу. Брат Ярик — глаза, как всегда, долу — ожесточенно ковыряет старую ранку на руке. Родительница — в дрожащей руке кофейная чашка — на младшего ноль внимания. Уткнулась в телик, про орошение кишечника слушает. Лучше бы мелким занялась. Прекрасно ведь знает: нельзя, чтобы он теребил царапины. Если не остановить, раздерет свою же плоть до мяса. Но маме на Ярика плевать. Зато Федору заулыбалась, кофе отставила прочь, вскочила:
— Оладьи будешь?
Он принюхался: в ее дыхании кофе, табак и коньяк. Подходящий наборчик для девяти утра.
Буркнул:
— Опять киряешь?
Мама виновато улыбнулась:
— Нет, Феденька, что ты! Только одну чайную ложечку в кофе! Я ж после ночной. Нужно расслабиться.
Можно подумать, она напрягается — когда консьержкой их подъезд сторожит. И дрыхнет всю ночь в каморке.
— Зря ты, мам, — мягко упрекнул Федор. — Совсем сопьешься — как я с вами двоими слажу?
И сел рядом с братом. Уверенно накрыл ладонью его руку, оторвал от болячки. Ярик насупился. Втянул голову в плечи, сдвинул брови, пробует вырываться.
Старший обернулся к матери:
— Посмотри, как расковырял! Кровь идет!
Та раздраженно отозвалась:
— Ну, йодом помажь. Дать?
И ни капли сочувствия в голосе.
Федор где-то читал, что женщина способна хранить верность только семь лет. Мать продержалась восемь.
В два года младшему поставили диагноз: аутизм, синдром Аспергера. Папаша и раньше в дела семьи особо не лез, проводил время с дружками, бегал налево. А тут быстренько свалил — навсегда.
Мать — та без колебаний бросилась бороться. Исступленно таскала Ярика по врачам, развивала, учила. Радовалась мелочам мелким: сам зубы почистил! В магазин сходил без истерик.
Но однажды понесла ее нелегкая к абсолютной звезде — академику, мегаавторитету по детскому аутизму. Полгода ждала, пока очередь на прием подойдет, жуткую сумму денег отвалила за консультацию.
На форумах про доктора писали: «Этот всегда правду скажет». Светило и рубанул: «Перспектив улучшения нет, социализация маловероятна, обучение по школьной программе исключено даже в домашних условиях».
Мать и до поездки к академику из последних сил держалась. А когда услышала, что бороться бесполезно, — в одночасье погасла. Забросила развивающие методики, перестала таскать Ярика во двор, чтоб учился общаться. Начала попивать.
Федору тогда было уже шестнадцать. Он входил в сборную Москвы по спортивной гимнастике, постоянно мотался по тренировкам, ездил на сборы и дома бывал редко. Больной братик — если видеться с ним только поздними вечерами и по редким выходным — его особо не напрягал. Да, разобрать, что бормочет Ярослав, проблематично. А когда тот начинал одно слово по сто раз повторять — просто бесило. На улице мог опозорить: на землю упасть, заорать. И голова вечно долу, будто нашкодил. Зато если все-таки взглянет в глаза — светилась в них преданность похлеще, чем у японской собаки Хатико. Врачи уверяли, что аутисты ни к кому не имеют привязанности, но Федя считал — полное вранье. И лично за него младший брат жизнь отдаст.
Спортивная гимнастика — занятие стремное. Перелом лодыжки или ключицы считается мелочью. Федя тоже получал травмы, по счастью, легкие. Зато доводилось навещать в больницах тех приятелей по команде, кому повезло меньше. Поэтому он искренне считал: куда лучше быть аутистом, чем сломать шею или седьмой позвонок. Тем более что у брата синдром Аспергера, не самый из всего аутизма тягостный вариант. Да, говорить Ярик не любил и книжки читать не мог. Но мозги в какую-то странную сторону у него работали. Трехзначные числа перемножал, в шахматы Федора делал. И дрессировке, пусть трудно, но поддавался. Федя — хотя мать и возражала — научил Ярика мыть посуду. Получалось у того крайне медленно, и разбивал половину, зато очень уж лицо ржачное. Будто ни разу не повинность, а великую миссию выполняет. Долго разглядывает тарелку под всеми углами, крутит ее, вертит, чрезвычайно бережно касается губкой. Один предмет — пятнадцать минут.
