1
Ах, первая любовь…
Это чувство самоотверженного доверия и глубокой привязанности сохраняется на всю жизнь, если… если Любовь настоящая, с большой буквы. А если мимолетная, грубо растоптанная, преданная, то хочется выжечь каленым железом саму память о ней. Вернее не о ней. Первый порыв искренности и преданности неизгладим, его не выжжешь, можно лишь стереть на какое-то время образ человека, с которым когда-то было связано все самое сокровенное, то, ради чего и стоит жить.
Роберт Доул… Эйлин до сих пор легко представляет его: высокий, спортивного сложения, светлые волосы и постоянно спадающая на лоб непослушная челка, живые голубые глаза и решительный подбородок.
В первые годы знакомства. Роберт обращался с ней, как обращался бы с младшей сестрой — немного высокомерно и покровительственно. А потом, когда Эйлин исполнилось пятнадцать, все изменилось.
В тот день она приоделась, собираясь на устроенную в ее честь вечеринку, и подстригла длинные, доходившие до пояса, волосы. Роберт, похоже, сразу же завладел правами на нее. Впрочем, она и не возражала, потому что уже давно сходила по нему с ума. С этого вечера они стали неразлучными и всюду появлялись только вдвоем.
Роберт учился не очень хорошо, его не тянуло к наукам — его страстью были лошади. Пустив в ход все свое обаяние, он устроился тренером в одну из конюшен. Эйлин получила наивысшие оценки по всем предметам и продолжила учебу. В те годы они проводили вместе каждую свободную минуту, и это была чудесная пора, хотя денег недоставало обоим.
Счастливая Эйлин уехала в университет с колечком на пальце — Роберт сделал ей предложение в ночь перед отъездом, — и поначалу все шло замечательно. Каждый уик-энд он приезжал за ней, и они планировали, что поженятся уже на Рождество. Ей почти исполнится девятнадцать, а Роберту двадцать два.
Однако где-то в конце ноября Эйлин стала замечать в своем женихе перемены. Последние пару недель в нем ощущалась некая отстраненность, даже холодность, но Роберт только что получил повышение на работе, и Эйлин списывала отчужденность на свалившиеся на его плечи ответственность и усталость. Проблема действительно заключалась в работе, но не в новой должности Роберта, а в дочери владельца конюшни Патрика Харвея.
Позднее Эйлин узнала, что она флиртовала с Робертом с Бог знает какого времени, но после помолвки охота на Роберта началась по-настоящему. Жили Харвеи на широкую ногу. Великолепный дом в Квебеке и вилла на озере Эри, яхты, дорогие машины и прочие атрибуты богатства. Короче, хотя их дочь и не отличалась красотой и умом, мужу Стефани гарантировалась беззаботная и приятная жизнь под крылом тестя.
Роберт все взвесил, положив на одну чашу заманчивую перспективу богатства и комфорта, а на другую — любовь и жизнь в крохотной комнатушке в родительском доме, и за три недели до свадьбы сообщил Эйлин, что о браке придется пока забыть. Он ни словом не обмолвился о Стефани, и Эйлин лишь через несколько дней от случайной знакомой узнала о существовании соперницы. Роберт говорил о том, что они слишком молоды, чтобы начинать размеренную семейную жизнь, что он чувствует себя виноватым перед ней — ведь ей надо еще учиться. Они уже четыре года живут не разлей вода, может быть, пришло время сделать паузу и проверить чувства? Что, если снова встретиться на Пасху, проанализировать ситуацию и решить, как быть дальше?
Эйлин до сих пор помнила, как была тогда ошеломлена и сбита с толку. Она даже умоляла Роберта переменить решение. Несколько лет он был ее жизнью, и мир не представлялся ей без него.
Целую неделю она пребывала в отчаянии, не могла ни есть, ни спать, а потом узнала о романе бывшего жениха с дочерью Харвея, и, как ни странно, с этого момента начала возвращаться к жизни. К ней вернулись и трезвый расчет, и самоуважение. Помогли ненависть и презрение к человеку, которого, оказывается, можно купить. Ее немного утешало то, что она так и не переспала с Робертом, хотя временами, когда их ласки заходили далеко, соблазн уступить его просьбам бывал велик. Какой романтической представлялась ей их первая брачная ночь!
Вожделенная ночь так и не наступила. Зато Эйлин усвоила другое — понятие того, сколько в коварном обмане человек теряет, а сколько приобретает. Во-первых, вырабатывает стойкий иммунитет к сладострастным любовным словесным излияниям, во-вторых, утверждает себя как личность и, в-третьих, невольно учится с недоверием относиться к той половине человечества, которую называют сильным полом.
И невдомек было Эйлин, что где-то на другом континенте живет, ходит, работает, дышит тем же кислородом, что и она, и задыхается от его моральной нехватки, носит в себе стойкое недоверие к слабому полу, не может найти заветное яблоневое дерево такой же страдалец, как и она.
2
— Неужели все действительно так плохо? Но почему ты мне не сказал? — Эйлин пытливо вглядывалась в обеспокоенное лицо брата. — Я бы помогла как-нибудь.
— Как? — Фрэнк Стейвор удрученно покачал головой. — Ты бы ничего не смогла сделать, Эйлин. И никто бы не смог. Какой-то лучик надежды еще был, но потом этот контракт буквально вырвал у меня Мортон. Впрочем, как он любит говорить, в любви и на войне все средства хороши.
Эйлин поморщилась. Стив Мортон был старым скрягой, и она не доверяла ему.
— Стив прожженный мошенник, — твердо заявила она.
— Эйлин, Эйлин, Эйлин. — Фрэнк взял сестру за руки, притянул к себе и крепко обнял, но тут же отстранился и заглянул в ее бирюзовые глаза. — Мы оба знаем, что нельзя винить Мортона. Это я сам вляпался. В последние месяцы, когда Нэнси сильно болела, мне пришлось принять несколько непростых решений, и даже сейчас я знаю, что был прав. Сожалеть не о чем. Если бизнес рушится, то он рушится.
— Ох, Фрэнк.
Как же все несправедливо, подумала Эйлин. Когда Фрэнк узнал, что его любимая жена Нэнси страдает редким заболеванием и что жить ей осталось всего несколько месяцев, он полностью посвятил себя тому, чтобы облегчить ее последние дни, подарить ей еще немного счастья. Да еще взял на себя заботу об их детях семилетнем Вилли и восьмилетней Сузан, стараясь защитить их по мере возможности от боли, неизбежной при виде медленно угасающей матери. Нэнси и Фрэнк никого не посвящали в истинное положение дел, даже Эйлин узнала о том, что болезнь смертельна, лишь за четыре недели до кончины жены брата.
Это случилось несколько месяцев назад, и Эйлин сразу поняла, что происходит. Она собрала чемоданы и оставила свою прекрасную и хорошо оплачиваемую работу в солидной архитектурной фирме и поспешила домой, чтобы хоть немного разгрузить Фрэнка в последние, самые тяжелые недели болезни Нэнси.
Этот шаг не вызвал у нее ни малейших колебаний. Когда ей, растерянной десятилетней девочке, только что потерявшей родителей, требовались любовь и забота, Фрэнк и Нэнси с распростертыми объятиями приняли ее. Теперь, тринадцать лет спустя, настала очередь Эйлин отплатить за всю ту нежность и тепло, которыми они щедро одарили ее и которые не ослабли даже тогда, когда у них родились собственные дети.
