Глава первая
Гвидо Кальвани уже в который раз вышагивал по больничному коридору мимо двери, за которой лежал его, по всей видимости, умирающий дядя. Палата находилась на верхнем этаже больницы. Из окна одного из концов коридора открывался чудесный вид на самый центр Венеции: красная черепица крыш и каналы. Каналы с перекинутыми через них маленькими горбатыми мостиками. Окно на противоположном конце выходило на Большой канал. Отсюда на гондоле совсем недалеко и до Палаццо Кальвани, их родового гнезда уже на протяжении нескольких веков. Гвидо остановился, заглядевшись на сверкающую в солнечных лучах воду.
— Сегодня я могу унаследовать графский титул… — с ужасом прошептал он.
Гвидо всегда смотрел на жизнь с оптимизмом, и голубые глаза его, казалось, сверкали задорным огнем, а на губах частенько играла улыбка. В свои тридцать два года он был красив, богат, холост и беззаботен… но теперь ему угрожали сразу два несчастья.
Он любил своего дядю. И свободу. И не хотел потерять все разом.
Гвидо обернулся, краем глаза заметив двух мужчин, направлявшихся в его сторону по коридору.
— Наконец-то! — воскликнул он и уже через несколько мгновений обнял своего сводного брата Лео. Второго подошедшего к нему мужчину, кузена Марко, он лишь тихонько хлопнул по плечу: тот всегда держался несколько в стороне от всех, и его гордый и независимый вид заставлял относиться к нему со сдержанностью.
— Как дядя Франческо? — спросил Марко.
— Очень плох, по-моему, — отозвался Гвидо. — Я позвонил вам вчера ночью, потому что он почувствовал какие-то боли в груди. Вначале он даже думать не хотел о том, чтобы посоветоваться с врачами. Однако утром ему стало хуже, и мне пришлось вызвать «скорую помощь». Его привезли сюда и вот до сих пор делают анализы.
— Это точно не сердечный приступ, — убежденно заявил Лео. — Ведь он отродясь не жаловался на сердце, хотя, впрочем, при его образе жизни…
— Обычный человек давно бы загнулся, — перебил его Марко. — Женщины, вино, спортивные машины…
— Женщины! — эхом откликнулся Гвидо.
— Азартные игры! — подхватил Марко.
— Горные лыжи!
— Альпинизм!
— Он трижды разбивался на катере! — добавил Лео.
— Женщины! — наконец хором повторили все трое.
Внезапное появление Лизабетты, экономки графа, заставило их замолчать. Она была уже довольно почтенного возраста, очень худая и остролицая, и все знали, что в Палаццо Кальвани эта женщина заправляет всем. На почтительное приветствие братьев Лизабетта ответила легким кивком, в котором уважение к их аристократическому происхождению удивительным образом сочеталось с презрением ко всем представителям мужского рода. Не говоря ни слова, экономка графа уселась на стоявший рядом стул.
— Боюсь, новостей пока нет, — мягко сказал ей Гвидо.
Тут двери палаты распахнулись и в коридор вышел врач. Строгое выражение лица пожилого мужчины и, между прочим, давнего друга графа могло означать только одно… Сердца братьев болезненно сжались. Но то, что произнес врач, поразило всех.
— Забирайте вашего старого дуралея и в следующий раз не морочьте мне по пустякам голову.
— Но почему?.. У него же сердечный приступ… — неуверенно возразил Гвидо.
— Сердечный приступ! Ха! Не порите ерунду! — воскликнул врач. — У него просто-напросто несварение желудка! Лиза, тебе не следовало бы позволять ему есть жареные креветки с острыми специями.
Лизабетта бросила на него свирепый взгляд.
— Как будто он обратил бы на мои слова хоть малейшее внимание, — огрызнулась она.
— Значит, он здоров? — удивленно протянул Гвидо.
Громогласный рык из палаты был ему ответом. В молодости графа Франческо прозвали Венецианским львом, и теперь, несмотря на то, что ему уже шел восьмой десяток, характер его мало изменился. Три молодых человека вошли в палату и остановились, глядя на дядю. Граф сидел на постели, белоснежные волосы обрамляли лицо, голубые глаза смотрели с усмешкой.
— Ну что, признавайтесь, напугал я вас? — хохотнул он.
— Еще как, — согласился Марко. — Сам посуди, раз я примчался из Рима, а Лео из Тосканы. И все из-за того, что ты не знаешь меры в еде.
— Не смей так разговаривать с главой семьи, — проворчал Франческо. — Это Лиза виновата. Она готовит так вкусно, что я ни перед чем не могу устоять.
— И лопаешь все подряд, точно прожорливый мальчишка, — заметил Марко, ни капли не смущаясь того, что говорит с главой семьи. — Дядя, когда же ты будешь вести себя соответственно возрасту?
— Я бы не дожил до семидесяти двух лет, если б жил так, как ты говоришь, — ответил Франческо. Он ткнул пальцем в сторону Марко. — Когда тебе будет семьдесят два, ты станешь телом как сухая палка, а душой как черствый сухарь.
Марко в ответ лишь пожал плечами. Затем граф обратился к Лео:
— А ты в семьдесят два года станешь еще большей деревенщиной, чем сейчас.
— Круто! Можешь подрабатывать гадальщиком, — спокойно сказал Лео.
— А что скажешь обо мне? — поинтересовался Гвидо.
— Ты умрешь молодым! — без секунды промедления заявил Франческо. — Какой-нибудь обманутый муж застрелит тебя задолго до того, как тебе исполнится семьдесят два.
Гвидо усмехнулся.
— Ты сам-то наверняка многое знаешь об обманутых мужьях. Я тут недавно слышал, что…
— Выметайтесь вон! Все трое! — прервал его дядя. — Лиза отвезет меня домой.
Как только братья вышли на свежий воздух, они почувствовали, что к ним постепенно возвращаются спокойствие и хорошее настроение. Но полностью волнение еще не прошло.
— Может, выпьем чего-нибудь? — предложил Гвидо, махнув рукой в сторону кафе, расположенного неподалеку от больницы.
Вскоре все трое уже сидели на террасе кафе, греясь под теплыми лучами венецианского солнца.
С тех пор, как молодые Кальвани жили раздельно, они виделись друг с другом довольно редко и теперь первые минуты молча читали меню, бросая друг на друга изучающие взгляды…
Пожалуй, меньше всех изменился Лео, живший в Тоскане, в сельской местности. Простой и грубоватый, он любил физический труд и терпеть не мог попусту чесать языком. Его никак нельзя было назвать утонченным человеком, зато у него было стройное и сильное тело, а открытое лицо и честный взгляд светлых глаз невольно располагали к себе.
Марко показался братьям еще более напряженным, сосредоточенным и рассеянным, чем обычно. Главным интересом Марко всегда было финансовое дело, и только на бирже он чувствовал себя полностью в своей тарелке. Марко жил на широкую ногу: покупал все в лучших магазинах, ужинал в шикарных ресторанах и позволял себе любые самые безумные траты, но не ради удовольствия — просто не мог жить иначе.
