СВЕТЛОВАМоих друзей любовь, врагов моих вражду,
и розы желтые в моем густом саду,
и нежность жгучую любовника — все это
я отдаю тебе — предвестница рассвета.
И славу, то, зачем я родилась,
зачем моя звезда, как некий вихрь взвилась,
и падает теперь. Смотри, ее паденье
пророчит власть твою, любовь и вдохновенье.
Анна Ахматова
Сегодня у меня выдался на редкость хороший день: сегодня я узнала о том, что у меня умер отец. Бизнесмен, политик и отъявленный мерзавец сорвался в пропасть на крутом повороте горной дороги где-то в районе приморского городка Туапсе, не справившись с управлением автомашины.
Целый день это событие обмусоливают все программы телевидения и радио. Газеты пестрят снимками разбитой машины, некрологами с «соболезнованиями друзьями и близкими покойного», и «отпечатками» его светской жизни: папочка на отдыхе в Майами, папочка на деловой встрече в Париже, папочка, пожимающий руку президента…
Болезненный интерес журналистов к моей скромной персоне, и без того горячий, сейчас стал просто-таки «огнедышащим». Газеты вопят жирными заголовками: «Кому достанется многомиллионное состояние Туманова?», «Кто унаследует миллионы магната?». Несколько кретинов даже додумались сунуться ко мне с соболезнованиями…
Соболезнования… Где были эти «соболезнования», когда более двадцати лет назад он бросил нас с матерью?.. Правда, тогда он еще не был владельцем «заводов, газет, пароходов», но уже тогда был жестоким и властным циником, верящим только в себя и во власть денег. Те, кто знали его не понаслышке, наверняка испытывали те же чувства, что и я… Он был способен — и, мне порой казалось, делал это сознательно — вызывать неприязнь и даже ненависть у окружающих. Своей безаппеляционностью, уверенностью в собственной правоте, бескомпромиссностью. Уверена, что он не любил людей, и люди платили ему «взаимностью». Впрочем, только такие мизантропы и выживают в «джунглях бизнеса»…
Теперь, после его смерти, газеты вспоминают только привлекательные вехи его «пути»: боевые командировки в «горячие точки» страны, службу в уголовном розыске, становление бизнеса и меценатство, высокопарно величая его «человеком, доказавшим, что путь наверх открыт для каждого, стремящегося к воплощению мечты», и, кокетливо умалчивают о способах достижения этой «мечты»: о связях с преступными сообществами, безжалостном разорении конкурентов, тесной коррупции с властью. Газеты и раньше старались обходить подобные темы: «копать» под папочку было явно не безопасно. Странно, что и теперь они продолжают исключительно в духе: «Король умер… Да здравствует король!». Видать страху тоже нужно время что бы умереть…
Но ни купленные связи, ни влияние, ни даже деньги, не спасли его от судьбы. Нет, все же в этом мире все устроено очень правильно. Не зря же он сам любил повторять:»В конце концов, каждый получает не то что хочет, а то, что заслуживает».
Я смяла лежащие передо мной на столе газеты и сбросила их на пол. Пытаясь отвлечься, включила телевизор и с ногами забралась в мягкое кресло.
— …катастрофе. Ходят непроверенные слухи о том, что все свое состояние он завещал…
Поморщившись, я переключила телевизор на другую программу.
— …известный предприниматель. Соболезнования уже прислали…
Я нажала кнопку дистанционного управления и экран погас. Но в ту же секунду дурным голосом заблажил домашний телефон. Некоторое время я смотрела на него, раздумывая брать трубку или нет, но журналисты звонили мне обычно на сотовый, и я все же рискнула.
— Анастасия Андреевна? — спросил незнакомый голос.
— Да, — отозвалась я, уже жалея о своем любопытстве.
— Моя фамилия Королев. Я — юрист, нотариус, и, выражаясь старомодно, «душеприказчик» вашего отца.
— У меня нет отца, — жестко отрезала я.
— Уже нет, — не смутился он. — Впрочем, как угодно. Скажем так: я — юрист Андрея Дмитриевича Туманова. Я хотел бы попросить вас заехать ко мне в офис для обсуждения некоторых вопросов его завещания.
— Мне это не интересно. Никогда не было интересно, не интересно и сейчас.
— Воля ваша, — так же невозмутимо отозвался он. — И все же я просил бы вас приехать, хотя бы для того, что бы официально отказаться от наследства и не ждать пока истечет положенный законом срок. Империя большая и подобная неопределенность пойдет ей во вред. Ведь все движимое и не движимое имущество он завещал вам, оставив вас своей преемницей.
— Мне?!. Но…
Я была искренне удивлена и даже немного напугана. Отца я видела только по телевизору, а общалась с ним пару раз лишь в интернете, четко и недвусмысленно дав понять, что иного общения мне и не надо. О бизнесе я знала лишь то, что это «война без правил», и потому подобный подарок больше напоминал троянского коня.
— Не удивляйтесь и не расстраивайтесь, — словно угадал мои мысли собеседник. — Даже если вы передумаете и не откажитесь, в завещании есть пункты, которые делают его недействительным, в случае не выполнения условий, вменяющихся вам в обязанность.
— Что за условия?
— Именно об этом я и хотел поговорить с вами лично. Вы сейчас не заняты?
— Ну…
— Вот и замечательно. Я пришлю за вами машину. Телохранитель вам нужен?
— Кто?!
— Телохранитель. В сложившихся обстоятельствах…
— Нет, не нужен. Это не мои игры… и не будут моими. Как я вам уже сказала: все это меня мало интересует.
— Как вам будет угодно. Через двадцать минут машина будет у вашего подъезда.
И он повесил трубку, оставив меня наедине с подозрениями и сомнениями…
… У подъезда томились в ожидании человек пять, жаждущих сенсации, журналистов. Увидев меня, они торопливо вскинули камеры и микрофоны, словно охотники, увидевшие долгожданную добычу.
— Итак, вас всех интересует моя реакция на это событие? — спросила я, преувеличенно кокетливо взбивая челку. — Тогда готова подарить вам сенсацию: я рада, что этот говнюк… Что такое? Вас шокирует столь точный эпитет? Ну, тогда вам придется подождать пока я найду ему альтернативу, а это — поверьте — будет не скоро…
И пошла к подъехавшему «Мерседесу», оставив их стоять с открытыми ртами…
Королев оказался огромным, широкоплечим человеком лет пятидесяти. Было заметно, что годы не могут одолеть этого крепкого и жизнестойкого богатыря, больше похожего на борца, чем на знаменитого адвоката. Пышные усы подчеркивали мужественный, квадратный подбородок, а синие глаза смотрели сквозь стекла очков неожиданно добродушно и наивно. Но в этом случае «зеркала души» лгали, как и все, окружавшее моего отца. Голос юриста выдавал его характер без прикрас: то обманчиво-мягкий, то проникновенный, он неожиданно приобретал стальное звучание, недвусмысленно давая понять, что его хозяин «весит столько, что с места не сдвинешь».
